Дом престарелых — затерянное среди бесконечных пригородов штата Нью-Джерси красное кирпичное здание в колониальном стиле — живо напоминал так блестяще описанные Диккенсом неприветливые лондонские общественные строения. Сидя на заднем сиденье, Браво слушал, как постепенно стихает стук разгоряченного мотора, стального сердца машины. Наконец наступила тишина. Противно сосало под ложечкой. Не двигаясь, Браво молча смотрел прямо перед собой.
— Браво? — Декстер уже был снаружи. Он распахнул заднюю дверь и протянул сыну руку.
Браво, смирившись, ухватился за протянутую ладонь, и они вместе пошли по бетонной дорожке к входной двери. Перед тем, как взяться за дверную ручку, Декстер посмотрел на Браво и сказал:
— Ты ведь любишь дедушку, да?
Браво кивнул.
— Это все, что ты должен помнить. Ладно?
Он кивнул еще раз, молча — опасаясь, что иначе не сдержится и ляпнет что-нибудь ужасно грубое.
Запах внутри был ужасающий. Как всегда, Браво попытался задержать дыхание, но это, конечно, помогло ненадолго. От первого же глотка воздуха его чуть не вырвало, он с трудом справился с подступившей к горлу дурнотой.
Они нашли Конрада Шоу на застекленной террасе, залитой ярким солнечным светом. Здесь было очень влажно, в многочисленных кадках цвели роскошные тропические растения. Как обычно, дед приказал отвезти его кресло как можно дальше от прочих пациентов. Он почти полностью облысел, хотя еще десять лет назад был обладателем роскошной седой гривы, которой чрезвычайно гордился. Тонкая кожа, рябая, как яйца дрозда, изрезанная глубокими морщинами от старости и болезни, обтягивала череп так плотно, что, казалось, уже слилась с костью, постепенно приобретая тот же оттенок. Когда-то он был крупным, сильным человеком, решительным, даже безрассудным, неимоверно энергичным, смеявшимся громогласным, заразительным смехом…
Но однажды все разом закончилось. Инсульт подкосил его. Сердце больше не могло работать самостоятельно, пришлось поставить электронный стимулятор. Отнялись ноги и вся правая половина тела. Черты лица пугающе исказились, словно под действием колоссальной, неземной силы тяжести.
Дед так и не смог принять своего нового состояния. Из его глаз ушла вся радость. Если он и был доволен приездом внука, понять это было невозможно. Он посмотрел на Браво здоровым глазом, больно стиснул его пальцы здоровой левой рукой. «Тиски смерти» — это выражение пришло в голову Браво несколькими часами позже, когда он разглядывал образовавшийся синяк.
— Как дела, дедушка?
— Где моя трубка, а, парень? Что ты сделал с моей трубкой?
— Я не видел никакой трубки, дедушка. — Браво вытер платком полоску слюны, стекавшей по щеке деда из потрескавшегося уголка губ.
— Не смей! — Конрад дернулся и схватил Браво за руку твердыми, как стальные пинцеты, пальцами. — Ты сломал ее, верно? Нарочно напакостил, скверный мальчишка!
— Отец, Браво не брал твою трубку, — вмешался Декстер, мягко высвобождая руку сына. — Ты сам потерял ее в прошлом году.
— Как же, потерял! — фыркнул Конрад. — Ее стащили, и мне прекрасно известно, кто это сделал!
Декстер на секунду прикрыл глаза, и Браво почти наяву услышал, как он считает про себя до десяти, чтобы успокоиться.
— Забудь ты про эту трубку, отец, все равно ведь тебе запретили курить. — Декстер улыбнулся и самым что ни на есть примирительным тоном продолжил: — Я знаю, ты рад видеть Браво, ты ведь просил сегодня утром привезти его.
— Сегодня утром я просил еще и кофе с молоком, — раздраженно отрезал старик. — Думаешь, я его получил? Черта с два! Чего еще ждать в этой треклятой вонючей дыре, почему-то гордо именующейся домом!
Каждый раз, встретившись с сыном, Конрад принимался умолять его о смерти. И Декстер начал брать с собой Браво. При мальчике старик не решался заикнуться об этом.
Но Браво остро чувствовал, как может чувствовать только ребенок, что дед не хочет жить, и это пугало его гораздо больше, чем вид внезапно поразившей Конрада немощности. Браво ненавидел это место, куда его привозили против воли, где он вынужден был смотреть на больных, увечных стариков, когда-то бывших жизнерадостными и сильными людьми, ненавидел ощущение близости смерти, хотя даже не понимал пока, что такое смерть.
— Я не хочу больше туда ездить, — сказал Браво по дороге домой.
— Ты каждый раз так говоришь, — ответил отец добродушным, почти веселым тоном, словно они обсуждали что-то забавное.
— На этот раз я серьезно, пап. — Браво старался говорить как можно убедительнее.
— Дедушка не имеет в виду ничего из того, что говорит. Это все напускное. На самом деле он всегда рад тебя видеть.
Браво отвел глаза и принялся смотреть в окно.
— В чем дело, сынок?
Он молчал.
— Ну же, Браво, — сказал Декстер, — ты можешь все мне рассказать, сам знаешь.
— Я… не хочу умирать.
Декстер бросил быстрый взгляд в зеркало, в глазах мелькнула отеческая нежность.
— Ты не умрешь, Браво. Ты будешь жить еще очень, очень долго.
— А дедушка — нет.
— Тем более стоит видеться с ним как можно чаще. Я хочу, чтобы ты помнил…
— Что? Что помнил? — крикнул Браво. Его охватила неожиданная злость, порожденная огорчением и страхом. — Живой скелет из ночного кошмара?
Декстер нажал на гудок, перестраиваясь в крайний ряд, свернул на обочину и остановил машину. Повернувшись к сыну, он сказал:
— Не имеет значения, как сейчас выглядит твой дед. Внутри он все тот же человек, каким был когда-то. На его счету много славных дел, и он заслуживает внимания и уважения…
— Не думаю, что он внутри все тот же, — выпалил Браво, ясно видевший правду глазами неискушенного ребенка.
Декстер замолчал. Облокотившись на руль, он отвернулся к окну и некоторое время просто смотрел на проносящиеся мимо автомобили. Мотор работал на холостом ходу, машина едва заметно подрагивала.
— Ты прав, — наконец проговорил Декстер со вздохом. — Я пытался бороться с этим, но… Он действительно уже не тот, кем был. Он раздавлен, совершенно раздавлен…
Первый раз в жизни Браво видел, как отец плачет. Первый — но, увы, не последний.
Он положил руку на плечо отца.
— Все в порядке, папа.
— Нет, Браво, не все в порядке. Я не должен был таскать тебя туда каждую неделю. Я думал только о себе…
— Послушай, пап…
— Он был для меня всем. Видеть его в таком состоянии… — Декстер покачал головой. — Такова жизнь, Браво, она диктует нам свои условия. Приходится принимать их достойно, как подобает мужчинам…
— Значит, так и будет.
Декстер взглянул на сына.