Келси до сих пор помнила, как лежала под одеялом и прижимала к груди кружку матери как талисман.
— Дети верят во всякие глупости, да? — сказала она.
— Не только дети.
— Что? — Его голос прозвучал так тихо и мягко, что она пропустила часть его фразы, поэтому переспросила: — Вы что-то сказали?
— Ничего особенного.
Интуиция говорила Келси обратное, но она не стала настаивать на своей точке зрения. Он все равно не скажет правду, даже если Келси начнет на него давить. Поэтому, решив не спорить, она воспользовалась возможностью разглядеть его профиль. В темноте она могла видеть только контуры его лица. Прочесть выражение оказалось невозможно. Несмотря на это, сейчас магнетизм Алекса был сильнее, чем когда-либо. Может быть, потому, что они остались наедине? Или потому, что в темноте обстановка стала казаться более интимной? Келси окутало его тепло, она почувствовала его запах. Она видела, как вздымается и опускается напряженная грудь. Его страдания теперь казались ей физически ощутимыми, причем настолько, будто она сама чувствовала его боль. Ей вдруг захотелось протянуть руку и успокоить Алекса.
— Извините меня за то, что произошло днем, — тихо сказала она Алексу. — Я не имела права шпионить за вами.
— Да, вы не имели на это права.
Уголки губ Келси дрогнули.
— Вы не прощаете людям слабости, не так ли?
— Если бы я прощал слабости всем, кто меня предавал, меня бы надолго не хватило.
Она вспомнила сплетни и статьи на веб-сайтах и поняла, что он имел в виду. Никто не заслуживает того, чтобы подробности его личной жизни становились достоянием общественности.
— Сожалею о вашем браке.
— Это было давным-давно.
— Тем не менее вы…
— Я не хочу говорить об Алисе, мисс Альбертелли. Наш брак не удался. Конец истории.
Множество эмоций прозвучало в его голосе: гнев, разочарование, боль. Келси решила не настаивать на своем.
— Вы сказали, что генератор в подвале?
— У основания лестницы. — Он был явно рад тому, что Келси перевела разговор в другое русло.
— Не возражаете, если я его включу? Вы можете не включать свет в этой комнате, но мне понадобится освещение, чтобы подняться по лестнице в свою комнату.
Кроме того, освещение поможет изменить ощущение интимности. Может быть, если Келси увидит привычно мрачное выражение лица Алекса, она будет меньше смущаться в его присутствии?
— Делайте что хотите.
Передвигаться по кухне в темноте оказалось нелегко. Наттингвуд был одним из тех домов, который достраивался на протяжении многих лет, в результате чего в доме было множество неожиданных поворотов. И в дневное время дом был похож на лабиринт, ну а ночью, в кромешной темноте, передвижение по нему было сродни кошмару. Келси была уверена, что обязательно упадет и сломает руку. Хуже того, она может уронить и разбить какой-нибудь предмет мебели или какую-нибудь семейную реликвию.
В конце концов она добралась до двойной раздвижной двери, ведущей на кухню, и в этот самый момент услышала позади себя шаги.
— Вам понадобится фонарь, — сказал Алекс, толкая дверь и выходя первым.
Келси последовала за ним молча, стараясь не думать о том, как их тела соприкоснулись, когда он проходил мимо.
Он двигался по темной кухне с ловкостью, достойной восхищения. По крайней мере, Келси предположила именно так, потому что отчетливо слышала только удары своего тела о предметы мебели. Дверь в подвал находилась сбоку, рядом с разделочным столом. Она осторожно шла в этом направлении, когда услышала скрип передвигаемого по полу стула.
— Что вы делаете?
— Фонарь находится за шкафом. Я не смогу достать его из-за гипсовой повязки. Придется встать на стул.
— Тогда позвольте мне. — Подойдя к Алексу, она взяла стул из его руки. — Кромешная темнота. Если вы сломаете другую руку, мне придется застрять в вашем доме до Рождества.
— Тогда доставайте фонарь. Нам обоим не захочется так долго торчать здесь вдвоем.
Слава богу, Алекс не видел, как Келси усмехнулась. Она поднялась на стул, и ее спины коснулась теплая крепкая рука Алекса.
— Я помогаю вам сохранить равновесие, — сказал он.
Сохранить равновесие, да? Тогда почему у нее так дрожат ноги? Почему по ее спине бегает нервная дрожь?
— Возникла проблема?
— Нет проблем, — ответила Келси.
Вдруг на кухне послышался жалобный вопль.
— Что это было? — спросил Алекс.
— Я не… — Снова послышался вопль, и ее осенило. — Толстячок! — Келси давно задавалась вопросом, где кот будет пережидать ливень с грозой. Он, наверное, слышал, как она подъехала, а теперь мяукал, просясь в дом. — Бедняжка, должно быть, совсем промок.
— Кто такой Толстячок?
Спрыгнув со стула, она поспешила к задней двери. Как только Келси открыла ее, в дом со скоростью ракеты ворвалось промокшее существо. Громкое мяуканье заполнило кухню. Послышался щелчок — Алекс, по-видимому, самостоятельно достал фонарь. И теперь он направил свет на мокрый рыжий комок, спрятавшийся под кухонным столом.
— Это Толстячок, — сказала Келси.
— Это кот!
Келси уже приготовила язвительный ответ, но сдержалась.
— Очень мокрый кот, — произнесла она. — Не могли бы вы дать мне полотенце?
— Зачем?
— Чтобы высушить его, вне сомнения! Или вы предпочитаете, чтобы он залил водой весь пол?
Алекс вздохнул, но она услышала, как он подходит к раковине. Все это время свет фонаря падал на промокшего рыжего Толстячка.
— Бедный малыш, он дрожит. — Она протянула руку, позволяя испуганному коту обнюхать ее пальцы. — Теперь он в порядке. Я думаю, он живет в вашем саду. Толстячок появляется на террасе по утрам и составляет мне компанию.
— Вы хотите сказать, что прикармливаете его?
Взяв полотенце, она аккуратно завернула в него кота. Тот и не сопротивлялся, а только довольно заурчал.
— Смотрите, он приободрился, — сказала она.
— Наглый котяра, — проворчал Алекс. — Что вы собираетесь делать теперь, когда он приободрился?
— Я… — Она не думала о том, что будет дальше, спасая кота. — Ну, мы не можем выгнать его на улицу.
— Не можем?
— Посмотрите, какая стоит погода. Льет как из ведра. Почему бы ему не остаться на ночь в доме? Он не создаст никаких проблем. — Она прижала к себе Толстячка, и тот прильнул к ней, ища тепла и внимания. — Видите?
Алекс осветил фонарем ее лицо:
— Ему здесь не место.
Его слова задели ее за живое. Как часто ей приходилось слышать такой равнодушный тон!