— Да, я готов постараться ради ребенка.
— Я тоже. А сейчас… — Элисон припала к его груди и провела по ней ладонями. — Мне было мало одной ночи, — призналась она. — Я хочу еще.
Максимо пообещал себе, наклоняясь к ее полуоткрытым манящим губам, что у них все получится. Он постарается. Ради ребенка. Ради Элисон. Ради них всех.
Элисон лежала в постели расслабленная, несколько удовлетворенная, но все-таки еще не насытившаяся. «Должно быть, я наверстываю упущенное за те годы, что жила одна», — мелькнула у нее мысль. А может, ей просто нравилось забвение, которое она испытывала, когда ее ласкал Максимо. С ним женщина чувствовала себя так, словно нашла недостающую часть себя.
— Я хочу тебе кое-что показать. — Максимо тронул ее за плечо.
— Ты мне уже показал дважды, — игриво заметила она. — Впрочем, я не буду возражать против третьего захода.
Он поцеловал ее в висок:
— Я не об этом. Хотя предложение о третьем заходе весьма соблазнительно, мы осуществим его несколько позже.
Элисон вздохнула:
— Как скажешь. Но сначала накорми нас.
— Я не могу допустить, чтобы моя невеста и ребенок голодали.
После сытного ланча — утренняя тошнота прошла, Элисон снова получала удовольствие от еды, да и занятия любовью забирали много энергии — они вышли во внутренний двор.
Максимо привел ее к небольшому зданию, покрытому белой известкой. Оно стояло на выступе скалы и словно срослось с ней. С его стен свисали толстые виноградные плети. Насколько могла судить Элисон, этот домик стоял здесь, когда вилла еще не была построена.
— Красиво, — сказала она, оглядываясь.
— Да, потому я и выбрал это место для виллы. — Максимо достал из кармана ключ и вставил его в скважину.
— Зачем ты меня сюда привел?
— Сейчас сама увидишь.
Элисон поняла все, как только оказалась внутри. Это была мастерская художника. И картины на стенах не оставляли сомнений в том, кто является их автором. Эти уверенные мазки могла нанести на холст только одна рука. Потрясенная, Элисон взглянула на Максимо:
— А кто еще знает, что ты рисуешь?
Он пожал плечами:
— Это хобби, которым я занимался время от времени.
Элисон еще раз оглядела картины, занимавшие почти все стены, — реалистичные, живые. Ни одного портрета, только пейзажи.
— А Селена? — вдруг спросила она. — Селена знала, что ты рисуешь?
Максимо отрицательно помотал головой, а Элисон неожиданно поняла одну вещь: Селена не любила его. Она выходила замуж за красивого мужчину, хорошего человека и замечательного любовника, но самого Максимо не любила.
— Давай я тебя нарисую, — предложил он и добавил: — Я еще никогда не писал портреты.
Элисон ощутила толчок в сердце.
— Почему? — Голос у нее сел.
Максимо ненадолго задумался и пожал плечами:
— Трудно сказать. Никогда не было такого желания.
Элисон прикусила губу и медленно кивнула:
— Хорошо.
Он смотрел ей прямо в глаза:
— Обнаженной.
У Элисон вспыхнули щеки, когда она представила себе, что будет лежать голой несколько часов, а Максимо будет ее рисовать. Нет, эта мысль ей не понравилась.
— Я… не знаю, Макс, — нерешительно произнесла она.
— Ты мне доверяешь?
— У меня пока не было повода тебе не доверять.
— И не будет.
Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза, и тут до Элисон дошло: если Максимо прежде никому не рассказывал о своем хобби, значит, он ей доверяет.
— Ну, тогда… ладно, — не слишком охотно согласилась молодая женщина.
Когда она разделась, то ей стало крайне неуютно под взглядом Максимо. Когда он занимался с ней любовью — это было одно. Тогда Элисон не задумывалась, как она выглядит. Сейчас же она остро чувствовала свое начавшее полнеть тело. И Максимо собирается перенести его на холст?!
— Я не такая красивая, как…
— Не говори так, — мягко перебил он ее. — И никогда не сравнивай себя с другими женщинами. Ты красива для меня. Помни только об этом.
Элисон слегка расслабилась и смущенно улыбнулась.
В Максимо боролись два человека: мужчина и художник. Второй победил. Максимо, показав Элисон, куда она должна прилечь, взялся за портрет. Стоило ему начать рисовать, как его поглотила работа. На несколько часов он забыл обо всем, кроме стремления полнее передать ее характер, в котором трогательно сочетались независимость и хрупкость, страстность и ум.
Поначалу Элисон чувствовала себя немного скованно, но затем привыкла. Следя за тем, как Максимо работает, она залюбовалась им, забыв про свою наготу. Восхищение постепенно сменилось желанием.
— Я хочу тебя, — услышал Максимо ее голос, полный страсти, и в нем снова проснулся мужчина. Художник тут же был забыт. — И я не уверена, что смогу ждать, — чуть капризно добавила Элисон.
Максимо еще не видел, как она надувает губы, и нашел это необыкновенно эротичным и возбуждающим.
Когда он подошел к ней, Элисон поерзала на диванчике и провела рукой по груди.
— Теперь я хочу быстро, — хрипловато сказала она, и Максимо понял, что он по-другому и не сможет.
Он овладел Элисон яростно и страстно, но, чтобы доставить удовольствие и ей, ему все же пришлось немного обуздать себя. Это того стоило: Элисон в экстазе выкрикнула его имя.
Когда они лежали рядом, тяжело дыша, Максимо снова подумал о том, что никогда секс не был для него таким… Он не мог объяснить, что с ним происходит. Нет, он не любит Элисон… Но если это не любовь, то что?
От размышлений его отвлекла Элисон, чему Максимо был только рад.
— Это невозможно, но мне кажется, что с каждым разом становится все лучше и лучше, — довольно вздохнула она.
— Не могу с тобой не согласиться.
Некоторое время они лежали молча. Элисон снова вздохнула, но ничего не сказала. Максимо поймал себя на том, что хочет знать все о ее прежней жизни. И это было не простое любопытство, а настоятельная потребность.
— Расскажи мне о себе, — попросил он.
Элисон прижалась к нему. Глупо было что-либо утаивать от Максимо, тем более что она обещала ему быть честной и открытой.
— Что ты хочешь знать?
— Все, — сказал Максимо, и это была правда.
Элисон рассмеялась:
— Как ты себе это представляешь?
Он поцеловал женщину в плечо:
— Тогда расскажи о своей семье. О своей сестре.