– Когда я скажу.
– Сколько человек в команде?
– Один, только один.
– Врешь! – злобно прошептал Конверс, наставив на него пистолет.
– Zwei. Два человека… сегодня. Мы берем тяжелые ящики в Эльтене. Даю слово, обычно только один матрос. Платить больше я не могу.
– Запускай машину, – приказал Джоэл. – Или машины. Действуй!
– Die Mannschaft… команда. Я должен отдать им Befehle [133] .
– Подожди! – Конверс прополз мимо двери рубки и, не опуская пистолета, направленного в грудь капитана, посмотрел влево, поверх толстой деревянной рамы окна. Потом, опираясь спиной о переборку, стал в тень, откуда можно было наблюдать за происходящим на носу и, одновременно поглядывая в окна рубки, следить за тем, что делается на корме.
Отсюда ему видны были бухты канатов на палубе и пропущенные сквозь клюзы толстые канаты, на которых висели вдоль борта видавшие виды бревна, служившие кранцами. Два матроса сидели на крышке грузового люка и курили, один из них еще и потягивал пиво из банки.
– Ладно, – сказал Джоэл, снова поставив курок на предохранитель, впрочем, он едва ли смог бы попасть в цель даже с десяти футов. – Откройте дверь и подайте команду. И если кто-нибудь из них сделает хоть одно лишнее движение, я вас застрелю. Вы меня понимаете?
– Я понимаю… все понимаю, но вы не понимаете меня. Я ищу у вас наркотики, я не grosse Mann, больших людей полиция не трогает, она оставляет их на свободе. Полиция ищет Kleine, маленьких людей, которые пользуются речными судами. Так полицейские хорошо выглядят, понимаете? Я не хочу делать вам больно, майн герр. Я только защищаю себя. Я хочу верить тому, что говорит мой Nefle, мой племянник, но я должен быть уверен.
– Ваш племянник?
– Моряк из Бремерхавена. А как, по-вашему, он получил эту работу? Ax, mein Bruder [134] продает цветы! Это магазин его жены. Когда-то и он ходил по океанам, как я. А теперь он – Blumenhandler [135] .
– Клянусь Богом, ничего не понимаю, – сказал Джоэл, слегка опуская пистолет.
– Может, вы поймете, если я скажу, что он хотел отдать мне половину тех денег, которые вы ему заплатили?
– Все равно не понимаю. Настоящая корпорация воров.
– Nein, я не взял… Сказал, пусть купит новую гитару. Конверс вздохнул.
– У меня нет наркотиков. Вы верите?
– Да, вы просто дурак, он сказал. Богатые дураки платят больше. Они не могут признать свою глупость. А бедным все равно.
– Ну и гены у этой семейки!
– Was?
– Ладно, забудьте об этом. Командуйте. Давайте выбираться отсюда.
– Хорошо. Смотрите в свое окно. Я не хочу пугать вас. Вы правы – перепуганный человек опасен.
Джоэл стоял прислонившись спиной к переборке, пока капитан выкрикивал свои команды. Машины заработали, и концы были сняты с кнехтов. Все как-то запуталось, подумал он. Агрессивные и задиристые, в гневе готовые ударить, не всегда оказываются врагами, а приятные, казалось бы, дружески настроенные люди готовы убить его. О таком мире он ничего не знал, этот мир лежал в стороне от судебных залов и комнат для совещаний, где вежливость и понятие “убить” имели целый спектр значений. Сто лет назад, в лагерях, тоже было все ясно. Там точно знали, кто есть кто, и обе стороны не скрывали этого. Но за последние четыре дня он убедился, что определенной линии фронта нет. Он был в лабиринте, населенном какими-то деформированными фигурами, которых он не понимал.
Конверс смотрел, как от воды поднимается туман, спиралями уходя вверх и встречаясь там с лучами утреннего солнца. Он смотрел и ни о чем не думал. Да и не нужно думать, пока…
– Через пять или шесть минут, майн герр, – сказал капитан, поворачивая руль влево.
Джоэл озадаченно мигнул: интересно, сколько же времени он простоял в прострации?
– И какова процедура? – спросил он, вдруг обнаружив, что солнце успело разогнать речной туман. – Я имею в виду, что мне нужно будет делать?
– Как можно меньше, – ответил немец. – Идите по пирсу, будто ходите по нему каждый день, потом через ворота ремонтного дока выходите на улицу. Мы швартуемся в южной части города. Вы будете в Нидерландах, и мы никогда не видели друг друга.
– Это я понимаю, а что сейчас?
– Вы видите этот Bootschaften? – спросил капитан, указывая на целый комплекс доков с подъемными механизмами и понтонами, занимающий довольно большую площадь.
– Это грузовой причал?
– Да. Мой второй бак пуст. Мне нужно топливо. Я заглушаю машины в трехстах метрах от берега и иду. Я ругаюсь с голландцем из-за цены, но плачу, потому что не хочу покупать у немецкого вора ниже по реке. Вы сходите на берег вместе с моей командой, закуриваете и смеетесь над своим глупым капитаном, а потом уходите.
– Только и всего?
– Ja.
– Это очень легко.
– Ja. Никто не говорил, что это трудно. Только нужно смотреть по сторонам.
– Полиция?
– Nein. – Капитан пренебрежительно пожал плечами. – Если полиция, она приходит на баржу, и вы остаетесь на борту.
– Так кого же мне остерегаться?
– Людей, которые могут следить за вами, которые могут видеть, как вы уходите.
– Каких людей?
– Gesindel, Gauner, вы называете их подонками. Они приходят каждое утро на пирс и ищут работу, но почти все они пьяные. Берегитесь этих людей. Они могут думать, что у вас есть деньги или наркотики. Они проломят вам голову и обкрадут.
– Ваш племянник советовал остерегаться людей на борту.
– Только новенького, он – Gauner. Тянет свое пиво и думает, что оно прояснит его голову. Думает, что обманул меня, но он не обманул. Я задержу его на борту, прикажу ему почистить поручень или что-нибудь починить. Второй – не проблема. Он послушный, он идиот с сильной спиной и слабой головой. Ему не дают работы, а я даю. Verstehen Sie?
– Наверное, понимаю. А вы – забавный парень, капитан.
– Когда-то я плавал не по вонючей реке, а по океану. В пятнадцать лет мы с mein Bruder ушли в море. В двадцать три я – Obermaat, младший офицер… хорошие деньги… хорошая жизнь… Я счастлив. – Немец понизил голос, дал задний ход и завертел штурвал влево, баржа мягко скользила по воде. – Что говорить? Все кончилось, – сердито закончил он.
– А что случилось?
– Это неинтересно, американер. – Капитан дал передний ход, машина взвыла.
– Мне интересно.
– Warum? Почему?