— Вы имеете в виду Ke-д'Орсе?
— Естественно. Но не то, что работает на виду. Я имею в виду его тайные структуры, катакомбы, в которых действуют неписаные законы для таких, как вы.
— Если таковые и существуют, то мне о них ничего не известно. Мои пути пересекались со многими в вашем МИДе, но о катакомбах слышать не доводилось.
— Аналогичное ведомство в Лондоне называется «Накопителем». У вас же в госдепе название проще и лишено английской тонкости — «Управление дипломатических трансфертов».
— Предоставление убежища и иммунитета, — кивнул Хейвелок. — Удалось ли что-нибудь обнаружить?
— Мой молодой друг провел там несколько часов, пытаясь напасть на след. Я обозначил ему узкие временные рамки, что существенно облегчило задачу. Если что-то произошло, то оно могло произойти только сегодня. Итак, он вернулся после ужина под каким-то предлогом в свою конуру и покопался в дубликатах, поступивших сегодня в службу безопасности. Ему кажется, что он нашел необходимое. Однако ни он, ни я не можем быть в этом уверены. Тем не менее я полагаю, что вы сумеете установить нужную связь...
— В чем именно?
— Сегодня утром в десять сорок пять из Министерства иностранных дел поступила служебная записка с распоряжением выдать удостоверение личности. Субъект: женщина, белая, около тридцати, знание языков (чешский, русский, сербо-хорватский), все документы на новое имя оформить немедленно. Я понимаю, что есть не один десяток...
— Какой отдел министерства требует документы?
— Четвертый. Четвертый отдел.
— Режин Бруссак, — сказал Хейвелок. — Мадам Режин Бруссак, первый заместитель директора, четвертый отдел.
— Вот вы и установили связь. Записка подписана этим именем.
— Бруссак значится в моем списке под номером двадцать девять. Двадцать девятая из тридцати одного. Мы встречались с ней — я встречался с ней — около года назад. Встреча продолжалась не более минуты. Не помню, представил ли я Дженну. Получается какая-то бессмыслица, она ее просто не знает.
— Обстоятельства, вызвавшие необходимость той встречи, были достаточно серьезны?
— Полагаю, что да. Один из их людей во французском посольстве в Бонне оказался двойным агентом. Он периодически летал на Восток через Люкенвальде. Мы обнаружили его с той стороны Берлинской стены. Он встречался с представителем Секретной службы Восточной Германии.
— С этим послушным Москве наследником эсэсовцев. Да, причина для встречи вполне достойная. — Граве развел руки и выдержал паузу. — Эта... Бруссак. Она довольно пожилая женщина, не так ли? Много лет назад была героиней Сопротивления?
— Да, она и ее муж. Его схватило Гестапо. Когда нашли его труп, это было ужасное зрелище.
— Но она не оставила борьбу?
— Нет.
— Возможно, вы рассказывали вашей подруге об этой женщине? Хейвелок задумался. Он глубоко затянулся сигаретой, бросил окурок на мостовую, растер его подошвой и произнес:
— Не исключено. С Режин трудно иметь дело, она может быть резкой, язвительной, некоторые даже называют ее сукой, но это совсем не так. Она вынуждена вести себя жестко.
— В таком случае позвольте мне задать вам еще один вопрос, ответ на который я частично знаю. Но мои знания основываются на слухах, сейчас я хотел бы получить своего рода официальное подтверждение. — Критик вновь сложил ладони. — Что вынудило вашу подругу заняться всем этим? Что заставило ее вести жизнь, подобную вашей? Ведь, по всей видимости, она начала ее задолго до встречи с вами?
— В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, — быстро ответил Хейвелок.
— Вторжение войск стран Варшавского Договора?
— Да, «черные дни августа». Ее родители к этому времени скончались, и она жила в Остраве с двумя братьями. Оба старше ее, а один даже женатый. Братья были активными сторонниками Дубчека. Младший — студент, старший — инженер. При правительстве Новотного он был лишен возможности занимать сколько-нибудь значительные посты. Когда вошли танки, младший брат был убит на улице, а старшего задержали передовые советские отряды «для допроса». Он вернулся калекой. Практически беспомощным человеком. Он пустил себе пулю в висок, а его жена исчезла. Дженна отправилась в Прагу, где ее никто не знал, и ушла в подполье. Ей было известно, с кем надо войти в контакт и что следует делать.
Граве кивнул, в полутьме морщины на его скульптурном лице казались более глубокими, чем обычно.
— Люди, которые занимаются тем, чем занимаетесь вы так спокойно и эффективно, пришли к своему делу разными путями. Но всех вас объединяет одно — пережитые насилие, страдания... потери. И глубокое желание отомстить.
— А как же иначе? Только идеологи могут позволить себе кричать во всю глотку. Мы же обычно все храним в себе. Именно поэтому нас посылают первыми. Не составляет большого труда заставить нас действовать максимально эффективно.
— И узнавать себе подобных среди других?
— Да. При определенном стечении обстоятельств. Но к чему вы все время клоните?
— Эта дама Бруссак. Ваша подруга с Коста-Брава не могла не запомнить ее. Там муж, здесь братья, страдания, потери... одиночество. Такая женщина не забудет другую, которой пришлось столько страдать.
— Очевидно, так и произошло. Я почему-то не подумал об этой возможности, — задумчиво произнес Хейвелок. — Вы совершенно правы. — Он помолчал и добавил: — Благодарю вас за то, что вы дали возможность увидеть мне общую картину. Она несомненно запомнила ее.
— Опасайтесь, Майкл!
— Опасаться? Чего же?
— Желания отомстить. Между ними могли возникнуть взаимопонимание и симпатия. Бруссак может выдать вас американцам. Подстроить ловушку.
— Я буду чрезвычайно осторожен, впрочем, как и она. Что еще вы можете сказать о служебной записке? Было ли там указано направление выезда?
— Нет, она может уехать куда пожелает. В документах будет обозначено «за границу». Все останется в тайне.
— Какую легенду, какое имя она получила?
— Мой молодой друг пока не смог этого выяснить. Возможно, завтра удастся заглянуть в досье, которые, увы, закрыты на ночь.
— Завтра будет слишком поздно. Вы сказали, что в записке требуется оформить документы немедленно. Все данные уже внесены в паспорт, и он передан по назначению. Она уже на пути из Франции. Мне надо действовать максимально быстро.
— Что решит один день? Через двенадцать часов мы, по всей вероятности, будем знать имя. Вы сможете обзвонить все авиакомпании, сошлетесь на чрезвычайные обстоятельства и попросите проверить списки пассажиров. Таким образом вы сумеете выяснить, куда она направилась.
— Сомневаюсь.
— Я вас не понимаю.
— Бруссак. Если эта женщина уже так много сделала для Дженны, то она доведет дело до конца. Режин не бросит ее в одиночестве в аэропорту. Она наверняка что-нибудь организует. Я обязан узнать, что именно.