Вне всяких сомнений, это был старый дом. Да и от всей площади, где он расположился, веяло атмосферой величественной старости, что столь присуще городам со своим кафедральным собором. А дом под номером 19 производил впечатление патриарха в окружении своих соседей: его холодная серая громада надменно возвышалась над остальными. Строгий и неприветливый, с отпечатком запустения, характерным для домов, в которых давно никто не жил, он царил над другими жилищами.
В любом другом городе его давно бы назвали заколдованным, но в Вейминстере недолюбливали призраков и с неохотой делали исключения лишь для графских семей. Так что дом 19 никогда не включался в реестр заколдованных домов, и тем не менее год за годом на нем висела табличка: «Сдается внаем или продается».
Миссис Ланкастер с одобрением оглядела дом, когда подъехала к нему с говорливым агентом по недвижимости, который в веселом настроении предвкушал, что наконец-то избавится от № 19 в своем списке. Он вставил ключ в замок, не переставая превозносить достоинства товара.
– Давно ли дом пустует? – довольно бесцеремонно прервала поток красноречия миссис Ланкастер.
Мистер Рэддиш (из фирмы «Рэддиш и Фоплоу») несколько сконфузился.
– Э… а… некоторое время, – пробормотал он смущенно.
– Я так и думала, – сухо проронила миссис Ланкастер.
Тускло освещенный холл встретил их зловещим холодом. Более впечатлительную женщину охватила бы дрожь, но только не ее, практичную и невозмутимую. Она была высокой, с темно-каштановыми волосами, едва тронутыми сединой, и с холодными голубыми глазами.
Она обошла весь дом, от чердака до подвала, время от времени задавая вполне уместные вопросы. Осмотрев весь дом, она вернулась в одну из комнат, расположенных в фасадной части, из которой хорошо просматривалась вся площадь, и без обиняков, пристально глядя на агента, спросила:
– Так что же все-таки с этим домом?
Мистер Рэддиш был застигнут врасплох.
– Разумеется, дом без мебели всегда выглядит несколько мрачновато, – промямлил он.
– Чепуха, – парировала миссис Ланкастер. – Арендная плата за такой особняк смехотворно низкая, почти никакая. Должна же быть какая-то причина для этого. Возможно, здесь обитают привидения?
Мистер Рэддиш нервно дернулся, но промолчал.
Миссис Ланкастер пытливо на него посмотрела и спустя некоторое время снова заговорила.
– Конечно, все это чепуха, я не верю в привидения или что-нибудь такого рода, и меня лично это не удержит от покупки дома; но слуги, к сожалению, легковерны и легко пугаются. И уж будьте добры сказать мне прямо: призрак какого существа предположительно появляется в этом доме.
– Я… э… и в самом деле не знаю, – заикаясь, пролепетал риелтор.
– А я уверена – вы знаете, – тихо проговорила леди. – Я не могу снимать дом, ничего о нем не зная. Что здесь произошло? Убийство?
– Нет, нет! – вскричал мистер Рэддиш, шокированный мыслью о столь чуждом этой респектабельной площади. – Это… это просто ребенок.
– Ребенок?
– Да. И я не слишком хорошо знаю эту историю, – продолжил он неохотно. – Разумеется, существуют различные версии, но я больше доверяю той, согласно которой лет тридцать назад дом арендовал некий человек по имени Уильямс. О нем ничего не известно; он не держал прислуги, у него не было друзей, он редко днем покидал дом. У него был ребенок, маленький мальчик. Примерно через два месяца он отправился в Лондон и едва унес оттуда ноги, поскольку оказалось, что его разыскивает полиция, за что именно – мне неизвестно. Однак??, видимо, де??о было серьезным, что он по дороге предпочел застрелиться, чем сдаться на милость властей. А между тем ребенок жил здесь, в доме, совсем один. У него было немного еды, и он день за днем ожидал возвращения отца. К несчастью, ему было внушено, что он ни при каких обстоятельствах не должен покидать дом или разговаривать с посторонними людьми. Он был слабым, болезненным, маленьким существом и даже помыслить не мог нарушить запрет. По ночам соседи, не знавшие, что отца нет в доме, часто слышали его рыдания, вызванные ужасным одиночеством и заброшенностью в пустом доме.
Мистер Рэддиш сделал паузу.
– И… э… ребенок умер от голода, – закончил он таким тоном, будто сообщил, что начинается дождь.
– И призрак ребенка появляется в доме? – спросила миссис Ланкастер.
– Из этого ничего не следует, – поспешил разуверить ее мистер Рэддиш. – Никто ничего не видел, но люди говорят, и это смешно, конечно, будто они слышали плач ребенка. Вот и все. Понимаете?
Миссис Ланкастер двинулась к выходу.
– Мне очень нравится этот дом, – проговорила она. – За такую цену я ничего лучшего не получу. Я должна все обдумать и потом вам сообщу.
– Он действительно выглядит очаровательным, правда, папа?
Миссис Ланкастер с явным удовольствием обозревала свои новые владения. Веселые коврики, хорошо отполированная мебель, множество безделушек совершенно преобразили еще недавно столь мрачные помещения дома № 19.
Она обращалась к худощавому слегка сутулому старику с покатыми плечами и утонченным, отрешенным лицом. Мистер Уинберн не походил на свою дочь; действительно, трудно было вообразить большую противоположность, чем ее твердый практицизм и его мечтательная отрешенность.
– Да, – ответил он с улыбкой, – никто бы и не предположил, что дом заколдован.
– Папа! Не говори чепухи. Для нашего первого дня достаточно.
Мистер Уинберн улыбнулся:
– Ладно, дорогая моя, договоримся с тобой, что привидений не существует.
– И, пожалуйста, – продолжила миссис Ланкастер, – ни слова об этом при Джеффе, он такой впечатлительный.
Речь шла о маленьком мальчике миссис Ланкастер. Их семейство состояло из мистера Уинберна, его овдовевшей дочери и Джеффри.
Начавшийся дождь застучал по стеклам: кап-кап, шлеп-шлеп.
– Послушай-ка, – проговорил мистер Уинберн, – не похоже ли это на топот маленьких ножек…
– Это больше похоже на дождь, – улыбнулась миссис Ланкастер.
– Но это… это шаги, – воскликнул отец, наклонившись, чтобы лучше слышать.
Миссис Ланкастер открыто расхохоталась.
Мистер Уинберн вынужденно рассмеялся тоже. Они пили чай в холле, и он сидел спиной к лестнице. Но теперь он развернул свой стул, чтобы быть к ней лицом.