В тишине салона лимузина адвокат расстегнул свой пояс из крокодильей кожи, надавил на нижний и верхний ободки пряжки, и между его ног выпала маленькая коробочка. Он взял ее и застегнул ремень.
Держа картридж так, чтобы на него падал свет через тонированные стекла машины, он внимательно осмотрел миниатюрный диктофон, включавшийся голосом. Это было замечательное устройство, достаточно маленькое и с механизмом, выполненным из пластика, что позволяло проносить его незамеченным через самые современные детекторы. Адвокат подался вперед и заговорил с водителем.
— Вильям?
— Да, сэр, — водитель посмотрел в зеркало заднего обзора и увидел протянутую руку хозяина; он взял то, что в ней лежало.
— Будь добр, отвези это домой и все перепиши на кассету.
— Слушаюсь, господин майор.
Юрист с Манхэттена откинулся назад на сиденье, улыбаясь про себя. Теперь он получит от Луиса все, что угодно. У мафии не принято заключать сторонние сделки, затрагивающие интересы всей семьи, не говоря уже о том, что Луис признался в своей не совсем традиционной ориентации.
Моррис Панов сидел с завязанными глазами на переднем сиденье седана, рядом со своим охранником, его руки были не туго, практически только для видимости, связаны, как будто мафиози считал, что выполняет излишние распоряжения. Они в молчании ехали уже почти полчаса, когда охранник заговорил.
— Кто такой этот пара-о-донтолог? — спросил он.
— Челюстно-лицевой хирург, врач, обученный лечить заболевания зубов и десен в ротовой полости пациента.
Тишина. Семь минут спустя:
— А что за заболевания?
— Любые, от инфекций и удаления зубного нерва до более сложного хирургического вмешательства, обычно совместно с онкологом.
Тишина. Четыре минуты спустя:
— А зачем этот последний, как его, «около» кто-то?
— На случай рака челюсти. Если вовремя заметить, болезнь можно остановить, просто удалив часть кости… Если же запустить, придется расстаться со всей челюстью.
Панов почувствовал, как машину слегка занесло, когда водитель на мгновение потерял контроль.
Тишина. Через полторы минуты:
— Что, со всей челюстью целиком? Это же пол-лица!
— Либо так, либо придется целиком расстаться с жизнью.
Через полминуты:
— Думаете, у меня что-то похожее?
— Я врач, а не распространитель слухов. Я просто заметил симптомы, я не проводил диагностику.
— Так, черт возьми, проведите эту вашу, как вы сказали?!
— Но я не специалист в этой области.
— Проклятье! Но вы же врач, ведь так? Я хочу сказать, настоящий врач, а не fasullo , [65] который называет себя врачом, но у которого нет ни одного настоящего диплома.
— Если вы хотите знать, закончил ли я медицинский институт, тогда да, я именно такой врач.
— Так осмотрите меня!
— Не могу. У меня глаза завязаны.
Неожиданно Панов почувствовал, как здоровая ручища охранника схватила его за голову и содрала повязку. Полутемный салон автомобиля ответил на вопрос, интересовавший Мо: «Как можно ехать в машине с пассажиром, у которого завязаны глаза?» Это не было проблемой при езде в такой машине — за исключением ветрового стекла, окна были не просто тонированы, они были практически черные, а значит, снаружи они просто черные. То есть нельзя разглядеть, что происходит внутри.
— Давайте, осматривайте! — не отрывая глаз от дороги, мафиози неуклюже наклонил свою большую голову к Панову; он обнажил зубы, словно ребенок, строящий зверские рожи зеркалу, и снова крикнул: — Так что вы видите?!
— Здесь слишком темно, — ответил Мо, увидев через переднее стекло именно то, что ему было нужно: они ехали по проселочной дороге, такой узкой и проселочной, хуже которой могла быть только просто грязь. Куда бы его ни везли, его везли туда кружным путем.
— Так откройте чертово окно! — взвился охранник, все еще неестественно выгибая шею и стараясь не спускать глаз с дороги; его поза с разинутым ртом напоминала карикатурное изображение кита, которого тошнит. — И не вздумайте ничего скрывать. Я сломаю этому гаденышу все пальцы! Будет делать операции локтями!.. Говорил ведь своей дуре сестре, что не будет из этого мозгляка толку. Все время читает книжки, на улицу не показывается, понимаете, о чем я?
— Если вы на мгновение прекратите орать, я смогу вас осмотреть, — сказал Панов, опустив стекло со своей стороны, за которым проносились лишь деревья и плотный подлесок наполовину заброшенной дороги, которую и найти-то, пожалуй, было можно не на каждой карте.
— Так, посмотрим, — продолжал Мо, поднимая свои не туго связанные руки к лицу мафиози, но глядя на дорогу впереди. — О, Боже мой! — закричал он.
– Что там такое? — заорал охранник.
— Гной. Гнойники повсюду. На нижней и верхней челюсти. Очень плохой знак.
— О, Господи! — машина резко вильнула, но все-таки не так сильно, как было нужно Мо.
Огромное дерево. Впереди. На левой стороне этой пустынной дороги! Моррис Панов протянул свои связанные руки к рулю, привстал с сиденья и крутанул баранку влево. За секунду до того, как машина врезалась в дерево, он отскочил вправо и успел сгруппироваться.
Удар был чудовищным. Осколки стекла и искореженный металл смешались со струями пара, вырывавшимися из развороченных цилиндров, а горящие ручейки вязкого масла потекли к бензобаку. Охранник стонал и был практически без сознания, его лицо заливала кровь. Панов выволок его из разбитой машины и оттащил в траву как можно дальше, насколько хватило сил, и тут рванул бензобак.
В густой влажной траве, немного придя в себя, но все еще ощущая страх, Мо освободил руки от повязки и вытащил из лица своего охранника осколки стекла. Потом он проверил, целы ли у того кости — подозрение вызывали правая рука и левая нога — и с помощью канцелярского набора, стянутого из гостиницы, названия которой он никогда не слышал, и который он вынул из кармана итальянца, Панов написал ручкой свое заключение. Кроме того, он обнаружил пистолет — марку он определить не смог — но тот был слишком большим и тяжелым для его кармана, да и пояс провисал под его тяжестью.
Хватит. У врачей тоже есть пределы.
Панов обыскал одежду охранника, удивившись количеству денег — около шести тысяч долларов — и набору водительских удостоверений — пять разных удостоверений из пяти штатов. Он забрал деньги и удостоверения, чтобы передать Алексу Конклину, но не тронул оставшегося содержимого кошелька итальянца. Там лежали фотографии семьи, детей, внуков и другой родни — где-то среди них был молодой хирург, которого за деньги засунули в медицинский институт.