— Торопись, милый.
— Постараюсь. Я просто хочу держать тебя в руках.
— А я хочу позвонить детям.
— Теперь я целиком здесь.
— Либо ты добровольно расскажешь нам все, что мы хотим знать, либо отправишься на такую химическую орбиту, о которой твои хитрые специалисты даже и не слышали вместе с доктором Пановым, — сказал Питер Холланд, директор Центрального разведывательного управления, жестким и ровным, как полированный гранит, голосом. — Дай-ка я более подробно опишу тебе те крайности, на которые с удовольствием пойду, если ты предоставишь мне хоть малейший повод, ведь я приверженец старой школы, paisan. Мне наплевать на правила, если они благоприятствуют всяким отбросам. Будешь вешать мне лапшу на уши — и я похороню тебя живьем в ста милях от Хаттераса в корпусе торпеды. Понятно выражаюсь?
Левая рука и правая нога capo subordinato были в гипсе. Он лежал на кровати в опустевшей палате Лэнгли, опустевшей после того как дэ-це-эр велел всему медицинскому персоналу уйти из зоны слышимости ради их же безопасности. И без того пухлое лицо мафиози стало еще больше из-за опухолей вокруг глаз и распухших губ — таковы были последствия удара головой о приборную доску, когда Мо Панов направил машину в мэрилендский дуб. Он поднял глаза на Холланда, потом перевел тяжелый взгляд на Александра Конклина, сидевшего на стуле и вертевшего в нервных руках неизменную трость.
— Вы не имеете права, мистер Большая Шишка, — мрачно ответил мафиози, — потому что права есть у меня — понимаете, о чем я?
— У доктора тоже были права, а ты их нарушил — Боже правый , как ты их нарушил!
— Я не обязан говорить без своего адвоката.
— А где, черт возьми, был адвокат Панова? — вскричал Алекс, ударив тростью в пол.
— Система работает не так, — протестовал пациент, пытаясь негодующе поднять брови. — Кроме того, я был добр к доку. А он воспользовался моей добротой, да поможет мне Бог!
— Да ты просто смешон, — сказал Холланд. — Как карикатура. Здесь нет адвокатов, linguine , только мы трое. И торпедный корпус в твоей ближайшей перспективе.
— Чего вы от меня хотите? — вскричал мафиози. — Что я знаю? Я просто делаю, что мне велят, как делал мой старший брат — да покоится он с миром — и мой отец — да покоится он тоже с миром — и, возможно, его отец тоже, о котором я ничего не знаю.
— У вас это семейное, — заметил Конклин. — Паразиты никогда не покидают свою кормушку.
— Эй, попридержи язык: ты говоришь о моей семье, и это не следует делать, о чем бы, мать твою, ты ни говорил.
— Мои извинения вашей родословной, — добавил Алекс.
— А мы как раз в твоей семье и заинтересованы, Оги, — вставил дэ-це-эр. — Оги , верно? Это имя было на одном из пяти водительских удостоверений, и нам оно показалось наиболее правдоподобным.
— Ну, вы не так уж умны, мистер Большая Шишка! — выплюнул обездвиженный пациент сквозь распухшие губы. — Ни одно из тех имен мне не принадлежит.
— Ну, должны же мы тебя как-то называть, — сказал Холланд. — Надо же будет вырезать твое имя на корпусе торпеды в Хаттерасе, чтобы какой-нибудь гениальный археолог смог идентифицировать твои зубы несколько тысяч лет спустя.
— Как насчет Чонси? — спросил Конклин.
— Слишком этично, — отозвался Питер. — Мне больше нравится Ослиный Зад, потому что это он и есть. Скоро его запакуют в цилиндр и сбросят над континентальным шельфом, и он отправится на морскую глубину в шесть миль за преступления, совершенные другими людьми. Это, по-моему, и значит быть ослиной задницей.
— Хватит! — рявкнул мистер Ослиный Зад. — Ладно, меня зовут Николо… Николас Деллакрус. Уже за одно только это имя вы должны обеспечить мне защиту! Как с Валачи, это часть сделки.
— Да ну? — Холланд нахмурился. — Что-то не припомню.
— Тогда вы не получите ничего!
— Ты ошибаешься, Ники, — вступил Алекс из дальнего конца комнаты. — Мы получим все, что нам нужно, просто-напросто пустив тебя в расход. Правда, при этом мы не сможем устроить тебе перекрестный допрос, или притащить тебя в федеральный суд, или хотя бы заставить тебя подписать свои показания.
— Хм?
— Потому что ты превратишься в тупой огурец со спаленными мозгами. Впрочем, я думаю, это своего рода благо. Ты даже не будешь знать об этом, когда тебя упакуют в торпеду в Хаттерасе.
— Эй, что ты несешь?
— Всего лишь логика, — ответил бывший морской десантник и теперешний глава Центрального разведывательного управления. — Ты ведь не думаешь, что после того, как тебя обработает наша команда медиков, мы оставим тебя в живых? Вскрытия будет достаточно, чтобы упечь нас в тюрьму лет эдак на тридцать, а у меня, прямо скажу, нет столько времени… Твое слово, Ники. Будешь говорить с нами, или позвать тебе священника?
— Я должен подумать…
— Пойдем, Алекс, — спокойно сказал Холланд, направляясь к двери. — Я пошлю за священником. Этот несчастный сукин сын должен получить отпущение грехов.
— В такие моменты, — добавил Конклин, опираясь на трость и поднимаясь со стула, — я всерьез поражаюсь бесчеловечности отношения людей друг к другу. Но я быстро передумываю. Это не жестокость, жестокость — это формальная абстракция; а здесь всего лишь стандартная деловая практика в том деле, в котором мы все замешаны. Но все же, вот индивидуум — его разум и плоть, все его такие чувствительные нервные окончания. Это мучительная боль. Слава небесам, я всегда был в тени, вне досягаемости, — как друзья нашего Ники. Они ужинают в элегантных ресторанах, в то время как он опускается в торпеде на шесть миль под воду, и его тело сплющивается под давлением.
— Ну ладно, ладно! — возопил Николо Деллакрус, дергаясь всем своим тучным телом и комкая простыни. — Задавайте свои долбаные вопросы, но обещайте защитить меня, capisce?
— Это зависит от искренности твоих ответов, — сказал Холланд, возвращаясь к кровати.
— На твоем месте, Ники, я был бы сама честность, — отметил Алекс, опускаясь обратно на стул. — Одно неверное слово — и будешь кормить рыб — так у вас, кажется, обычно говорят?
— Мне не нужны дополнительные указания.
— Давайте начнем, мистер Деллакрус, — сказал шеф ЦРУ, доставая из кармана маленький диктофон. Он проверил заряд и положил его на высокий белый стол рядом с кроватью больного, подтащил стул и заговорил, обращаясь к маленькой серебряной коробочке: — Меня зовут адмирал Питер Холланд, в настоящее время директор Центрального разведывательного управления, при необходимости возможно подтверждение голоса. Это интервью с информатором, которого мы будем называть Джон Смит. Его голос будет искажен на основной межведомственной пленке, идентификация — в секретных файлах дэ-це-эр… Ну-с, мистер Смит, отбросим всякую шелуху в сторону и займемся существенными вопросами. Я постараюсь задавать их как можно более обще для вашей безопасности, но вы будете точно знать, о чем идет речь, и я ожидаю от вас конкретных ответов… На кого вы работаете, мистер Смит?