— У меня есть данные, касающиеся полковника Крупкина, генерал. Согласно вашему распоряжению следить за его телефонными разговорами, включая международные линии, авторизованные им, несколько минут назад я получил из Парижа запись, которую вам, думаю, было бы интересно послушать.
— Как всегда, вы хорошо работаете, я очень признателен; и, как всегда, уверен, полковник Крупкин обо всем будет нам сообщать, но ведь вы знаете, он бывает так занят…
— Не нужно ничего объяснять. Разговоры были записаны в течение последнего получаса. Наушники?
Родченко надел наушники и кивнул. Оператор положил перед генералом блокнот и несколько заточенных карандашей, нажал цифру на клавиатуре и откинулся на спинку, а влиятельный третий директор Комитета наклонился вперед, внимательно слушая. Вскоре генерал стал делать пометки; через несколько минут он яростно все записывал. Запись закончилась, и Родченко снял наушники. Он строго посмотрел на оператора узкими славянскими глазами между складками морщинистой кожи, его лицо теперь казалось еще более старым.
— Сотрите все, потом уничтожьте катушку, — приказал он, поднимаясь со стула. — Как обычно, вы ничего не слышали.
— Как обычно, генерал.
— И, как обычно, вы получите премиальные.
Было 4:17, когда Родченко вернулся в свой офис и сел за стол, изучая свои записи. Это было невероятно! В это было трудно поверить , но факты есть факты: он сам слышал слова и голоса, их произносившие!.. Не те, что касались парижского монсеньера; он теперь был второстепенен, с ним можно связаться в любую минуту при необходимости. Это подождет, но другой — нет, ни минуты промедления! Генерал поднял трубку и позвонил секретарю.
— Мне сейчас же нужен спутниковый канал к нашему консулу в Нью-Йорке. Все возможные шифраторы должны работать.
Как это могло случиться?
«Медуза»!
Мари хмуро кивнула Мо Панову через комнату отеля, слушая голос мужа в трубке телефона.
— Откуда ты звонишь? — спросила она.
— С автомата в Plaza-Athenee , — ответил Борн. — Вернусь через пару часов.
— Что происходит?
— Кое-какие осложнения, но есть и прогресс.
— Это мне ни о чем не говорит.
— Да и нечего особо рассказывать.
— Что это за Крупкин?
— Оригинал. Он привез нас в советское посольство, и я говорил с твоим братом по одному из их каналов.
– Что? .. Как дети?
— В порядке. Все в порядке. Джеми там нравится, а миссис Купер не подпускает Джонни к Элисон.
— Значит, Бро не очень-то и хочет к ней подходить.
— Возможно.
— Какой там номер? Я хочу позвонить.
— Холланд налаживает безопасную линию. Через час-другой мы узнаем.
— Что означает, что ты говоришь неправду.
— Возможно. Ты должна быть с ними. Если я задержусь, то позвоню тебе.
— Погоди минутку, Мо хочет поговорить с тобой…
Короткие гудки. Панов медленно покачал головой, видя реакцию Мари на резко прерванный разговор.
— Забудь, — сказал он, — меньше всего он сейчас хочет говорить со мной.
— Он снова взялся за свое, Мо. Это больше не Дэвид.
— У него сейчас другая цель, — сказал Мо тихо. — Дэвид с этим не справился бы.
— Кажется, это самое ужасное, что я когда-либо от тебя слышала.
Психиатр кивнул.
— Очень может быть.
Серый «Ситроен» припарковался в нескольких сотнях футов по диагонали от крытого входа в здание, где была квартира Доминик Лавьер, на фешенебельной авеню Монтейн. Крупкин, Алекс и Борн сидели сзади, Конклин снова на откидном сиденье, поскольку это позволяли его размеры и отсутствующая нога. Они разговаривали очень тихо, поглядывая на стеклянные двери здания.
— Ты уверен, что это сработает? — спросил Джейсон.
— Я уверен только в том, что Сергей — чрезвычайно талантливый профессионал, — ответил Крупкин. — Его тренировали в Новгороде, знаете ли, и его французский безупречен. К тому же, у него при себе столько удостоверений, что их хватило бы, чтобы заморочить голову даже Службе документации Второго Бюро.
— А другие двое?
— Тихие подчиненные, верные своему начальнику. Тоже эксперты в своем деле… Вот он идет!
Они видели, как Сергей вышел из стеклянных дверей; он повернул налево, пересек широкую улицу и подошел к «Ситроену», обогнул капот и сел за руль.
— Все в порядке, — сказал он, повернув голову к сидевшим в машине. — Мадам еще не вернулась, ее квартира — номер двадцать один, на втором этаже, на правой передней стороне. Ее тщательно проверили, помех не обнаружено.
— Вы уверены? — спросил Конклин. — Здесь нельзя ошибаться, Сергей.
— У нас лучшее оборудование, сэр, — ответил кагэбэшник, улыбаясь. — Мне больно об этом говорить, но разработано корпорацией «Джэнерал Электроникс» по заказу Лэнгли.
— Два очка в нашу пользу, — сказал Алекс.
— И минус двенадцать за то, что позволили украсть технологию, — заключил Крупкин. — Кстати, кажется, несколько лет назад в матрац мадам Лавьер могли вшить жучок…
— Проверили, — перебил Сергей.
— Спасибо, но, по-моему, Шакал вряд ли сможет следить за всем своим персоналом по всему Парижу. Это слишком сложно.
— А где другие двое? — спросил Борн.
— В коридорах на первом этаже, сэр. Скоро я к ним присоединюсь. У нас есть машина поддержки дальше по улице, радиосвязь и все такое, конечно… Сейчас я вас подвезу.
— Минутку, — прервал Конклин. — Как мы войдем? Что нам сказать?
— Все уже сказано, сэр. Вам не придется ничего говорить. Вы — секретные агенты французской эс-вэ-дэ-ка…
— Чего? — перебил Джейсон.
— Службы внешней документации и контрразведки, — ответил Алекс. — Это ближайшее местное подобие Лэнгли.
— А Второе Бюро?
— Специальное подразделение, — небрежно бросил Конклин, думая о чем-то другом. — Некоторые говорят, что это элитное подразделение, другие — нет… Сергей, а они не будут проверять?
— Уже проверили, сэр. Показав консьержу и его помощнику мое удостоверение, я дал им незарегистрированный телефонный номер, по которому им подтвердили мой статус. После чего описал им вас троих и попросил, чтобы они просто пропустили вас в квартиру мадам Лавьер… Теперь я подъеду к дверям. Это произведет должное впечатление на портье.
— Иногда простота, подкрепленная властью, — лучший способ обмана, — заметил Крупкин, пока «Ситроен» маневрировал среди редкого движения к подъезду белокаменного жилого комплекса. — Поставь затем машину за углом вне видимости, Сергей, — приказал офицер КГБ, берясь за дверную ручку. — Да, и мое радио, пожалуйста?