Джейсон скользнул с наклонной стены вниз. Он подполз к двум бывшим коммандос и прошептал:
— Они увели Фонтейна внутрь.
— Где охранник? — спросил ближайший к Борну спецназовец, в его шепоте слышалось удивление и злость. — Я сам поставил его здесь и дал особые указания. Никого не пускать внутрь. Он должен был тут же сообщить по рации, как только кого-нибудь увидит!
— Боюсь, что он его не увидел.
— Кого?
— Блондина, который говорит по-французски.
Оба бойца переглянулись, после чего второй повернулся к Джейсону и тихо попросил:
— Опишите его, пожалуйста.
— Среднего роста, широкая грудь и плечи…
— Довольно, — перебил первый охранник. — Наш человек его видел, сэр. Он один из трех начальников правительственной полиции, офицер, владеющий несколькими языками и глава отдела по борьбе с наркоторговлей.
— Но почему он здесь, mon? — спросил второй коммандос своего коллегу. — Мистер Сент-Джей сказал, что королевская полиция всего не знает, что они не с нами.
— Это сэр Генри, mon. У него королевские катера, шесть или семь, патрулирующие побережье с приказом задерживать всех, кто попытается покинуть Транквилити. Это катера, которые используют против наркоторговцев, mon. Сэр Генри назвал это патрульными учениями, так что начальник отдела по борьбе с наркотороговлей должен быть… — напевный речитатив уроженца Вест-Индии замер на половине фразы, и он посмотрел на своего напарника. — … Но тогда почему он не в море, mon? На главном катере, mon?
— Он вам нравится? — спросил Борн, повинуясь какому-то подсознательному импульсу, и сам удивляясь своему вопросу. — То есть, вы его уважаете? Возможно, я не прав, но, по-моему, я что-то почувствовал…
— Вы правы, сэр, — перебил первый охранник. — Начальник жестокий человек, и он не любит «панджаби», как он нас называет. Он очень быстр на расправу, и многие уже потеряли работу из-за его опрометчивых обвинений.
— А почему вы не жалуетесь, не пытаетесь избавиться от него? Британцы вас послушают.
— Королевский губернатор не станет слушать, сэр, — объяснил второй охранник. — Он очень расположен к своему начальнику по наркотикам. Они хорошие друзья и часто вместе отправляются за большой рыбой.
— Понятно, — Джейсон все понял, и неожиданно встревожился, очень встревожился. — Сент-Джей говорил мне, что за часовней есть тропинка. Он говорил, что она могла зарасти, но должна была остаться.
— Так точно, — подтвердил первый коммандос. — Обслуга до сих пор по ней спускается к морю, когда дают отгул.
— Она длинная?
— Метров тридцать пять — сорок. Ведет к скалистому обрыву, в котором вырубили ступеньки, чтобы можно было спуститься на пляж.
— Кто из вас быстрее бегает? — спросил Борн, опуская руку в карман и доставая катушку с леской.
— Я.
– Я!
— Я выбираю тебя, — сказал Джейсон, кивнув первому охраннику, который был ниже ростом своего напарника, и дал ему катушку. — Спустишься к краю этой тропинки и везде, где сможешь, натянешь поперек нее эту леску; старайся привязывать к сучкам, стволам или самым толстым веткам, которые найдешь. Тебя не должны заметить, поэтому будь начеку, ты должен видеть даже в темноте.
– Нет проблем, mon!
— У тебя есть нож?
— Вы еще спросите, есть ли у меня глаза!
— Отлично. Отдай мне свой «узи». Пошел!
Охранник пополз в сторону по оплетенному лианами склону и скрылся за листвой. Заговорил второй королевский коммандос:
— По правде говоря, сэр, я бегаю гораздо быстрее, потому что у меня ноги намного длиннее.
— Именно поэтому я и выбрал его, и подозреваю, ты знаешь почему. Здесь длинные ноги не преимущество, а только помеха, я сам в этом убедился. К тому же, он невысок, и его труднее засечь.
— Коротышкам всегда достаются лучшие задания. Нас вечно выставляют на парады и заставляют драться на ринге по правилам, которых мы не понимаем, а невысокие солдаты получают весь «свинец».
— «Свинец»? Лучшую работу?
— Да, сэр.
— Самые опасные задания?
— Да, mon!
— Смирись с этим, большой человек.
— Что будем делать дальше, сэр?
Борн посмотрел вверх на стену и мягкий свет разноцветных фонарей.
— Это называется тактика выжидания — никаких любовных серенад, только ненависть к тем, кто хочет тебя убить, когда ты хочешь жить. На это мало что похоже, потому что ты ничего не можешь предпринять. Все, что тебе остается — это думать о том, что сделает или не сделает враг, и не придумал ли он что-то такое, что не приходило тебе в голову. Как когда-то сказал один человек, лучше бы я был в Филадельфии.
— Где, mon?
— Не обращай внимания. Это было давно и неправда.
Неожиданно, наполняя воздух леденящим ужасом, раздался длинный мучительный крик, за которым последовали слова, полные боли:
— Non, non! Vous etes monstrueux!.. Arretez, arretez, je vous supplie! [41]
– Пошли! — закричал Джейсон, повесив «узи» на плечо и прыгая на стену; он схватился за край, подтянулся, но тут из его шеи брызнула кровь. Он не может подняться! Он не может перелезть! В этот момент сильные руки подхватили его, и он упал на верхнюю часть стены.
– Фонари! — закричал он. — Стреляй по фонарям!
Из «узи» рослого коммандос вырвались всполохи, и ряды фонарей по обеим сторонам тропинки начали взрываться, ведущей к часовне. И опять сильные черные руки поставили его на землю уже с другой стороны стены. После этого появился луч желтого света, быстро обшаривающий окружающий лес; это был мощный галогеновый фонарь в левой руке коммандос. На тропинке лежало скорченное тело истекающего кровью старика в темном габардиновом костюме, ему перерезали горло.
– Стойте! Во имя Всевышнего, стойте, где стоите! — раздался из церкви голос Фонтейна; через наполовину открытую дверь проникал мерцающий свет электрических свечей. Они приблизились ко входу, держа оружие перед собой, готовые открыть огонь… но не готовые увидеть то, что увидели. Борн закрыл глаза, картина была слишком чудовищна. Старый Фонтейн, как и юный Измаил, был распят на аналое под выбитым витражом левой стены, из ран на лице текла кровь, а к его телу были прикреплены провода, тянувшиеся к нескольким черным коробочкам по обеим сторонам часовни.
– Назад! — закричал Фонтейн. — Бегите, идиоты! Меня привязали…
— О, Господи!
— Не горюйте обо мне, Monsieur Le Cameleon . Я с радостью воссоединюсь со своей женой! Этот мир слишком жесток даже для меня. Я больше не хочу в нем жить. А теперь бегите! Сейчас все взорвется — они следят за нами!