ДеСоле! Погиб в автокатастрофе на пустынном сельском шоссе в штате Мэриленд в 4:30 утра. Какого черта Стивен ДеСоле, в чьих правах было ясно написано, что он страдает куриной слепотой, делал на окраинном шоссе около Аннаполиса в 4:30 утра? А потом еще этот Чарли Кассет, очень злой Кассет, позвонил ему в шесть утра, и, повысив свой обычно спокойный голос, наорал на Алекса, заявив, что воткнет в главнокомандующего НАТО гвоздь и потребует объяснений по поводу секретной факсимильной линии между генералом и погибшим начальником службы секретности, который стал жертвой не аварии, а убийства! Более того, одному отставному агенту по фамилии Конклин будет лучше самому рассказать обо всем, что ему известно про ДеСоле, Брюссель и все, что с этим связано, иначе обязательства по отношению к вышеупомянутому отставному агенту и его неуловимому другу Джейсону Борну аннулируются. И сделать это следует не позже полудня! А потом позвонил Иван Джакс! Замечательный чернокожий врач ямайского происхождения сообщил, что хочет отвезти тело Нормана Свайна туда, откуда забрал, потому что не желает наживать себе неприятности из-за еще одной неудачной операции Управления. Но это не было операцией Управления, кричал про себя Конклин, не в силах объяснить Ивану Джаксу настоящую причину того, почему он обратился к нему за помощью. Здесь замешана «Медуза». И у Джакса просто не получится отвезти труп обратно в Манассас, потому что полиция по приказу федерального властей — точнее, по приказу одного отставного агента, использовавшего соответствующие коды, которые он не имел права использовать, — без всяких объяснений опечатала поместье генерала Нормана Свайна.
— Что же мне делать с телом? — взвился Джакс.
— Подержи его еще некоторое время в холоде для Кактуса.
– Для Кактуса? Я провел с ним в госпитале всю ночь. Он поправится, но он не больше моего знает о том, что за чертовщина происходит!
— Мы, работники спецслужб, не всегда имеем право все рассказывать, — ответил Алекс, и сам скривился от такого нелепого объяснения. — Я тебе перезвоню.
Поэтому он пошел на кухню и подставил голову под струю холодной воды. Неужели это не все? Так и есть, звонок.
— «Пончики Данкина», — произнес Конклин, поднося к уху трубку.
— Вытаскивай меня отсюда, — сказал Джейсон Борн, в голосе не чувствовалось и тени Дэвида Вебба. — Мне нужно в Париж!
— Что произошло?
— Он сбежал, вот что произошло, и я должен под прикрытием попасть в Париж, и никакой иммиграционной службы, никакой таможни. У него везде люди, а я не могу ему позволить следить за собой… Алекс, ты меня слушаешь?
— Прошлой ночью в четыре часа утра погиб ДеСоле, погиб в аварии, которая была подстроена. «Медуза» все ближе.
— Мне плевать на «Медузу»! Для меня она в прошлом; она чуть не завела нас в сторону. Мне нужен Шакал, и я знаю, где начать его поиски. Я могу найти его, могу уничтожить!
— И оставишь меня один на один с «Медузой»…
— Ты сказал, что хочешь обратиться к начальству — что дашь мне сорок восемь часов, так и произошло. Переводи стрелки вперед. Сорок восемь часов истекли, так что самое время обратиться наверх , только вытащи меня отсюда и доставь в Париж.
— Они захотят с тобой поговорить.
— Кто?
— Питер Холланд, Кассет, да мало ли кого еще они с собой притащат… генпрокурор, Господи, сам Президент.
— А о чем?
— Ты много общался с Армбрустером, женой Свайна и тем сержантом, Фланнаганом, а я нет. Я лишь использовал несколько кодовых фраз, которые заставили выйти на связь Армбрустера и посла Аткинсона в Лондоне, и больше ничего существенного. У тебя полная картина из первых рук. Мои сведения слишком ненадежны. Им нужно поговорить с тобой.
— И отодвинуть Шакала на второй план?
— Всего на день, от силы на два.
— Черт возьми, нет. Потому что так не пойдет, и ты это знаешь! Как только я там окажусь, то стану их единственным живым свидетелем, и меня начнут возить с одного закрытого допроса на другой; а если буду молчать, окажусь под арестом. Нет, Алекс, не выйдет. У меня только одна цель, и она находится в Париже!
— А теперь послушай меня, — сказал Конклин. — Есть вещи, которые я могу контролировать, а есть такие, что не могу. Мы нуждаемся в Чарли Кассете, и он нам здорово помог, но он не тот человек, которого стоит дурить, и я этого делать не собираюсь. Он знает, что смерть ДеСоле не случайна — человек с куриной слепотой не станет совершать четырехчасовую поездку в четыре часа утра — а еще он знает, что мы знаем про ДеСоле и Брюссель гораздо больше, чем рассказываем ему. Если мы хотим заручиться поддержкой Управления, а она нам нужна для таких вещей, как посадить тебя на военный или дипломатический рейс во Францию, и Бог еще знает для чего, когда ты туда прилетишь, то я не могу не брать в расчет Кассета. Он станет давить на нас, и имеет на это полное право.
Борн молчал; было слышно только его дыхание.
— Хорошо, — сказал он. — Все понятно. Передай Кассету, что если он нам предоставит то, что сейчас попросим, мы — хотя нет, тебе лучше держаться в стороне, — я передам ему достаточно информации для того, чтобы Министерство юстиции выловило в правительстве очень крупных негодяев, если, конечно, Министерство стало подразделением «Снейк Леди»… Можешь добавить, что я укажу и местоположение кладбища, которое прольет свет на многое.
Настала очередь Конклина замолчать.
— Ему этого может показаться недостаточно, учитывая твои далеко идущие планы.
— Да?.. Ладно, понимаю. На случай, если я проиграю. Хорошо, прибавь, что когда я прилечу в Париж, найму стенографиста и надиктую все, что мне известно, и отошлю материалы тебе. Доверю доставку Святому Алексу. По странице-другой за раз, чтобы желание помогать у них сразу не пропадало.
— Это я улажу… Теперь насчет Парижа. Насколько я помню, Монтсеррат недалеко от Доминики и Мартиники, не так ли?
— До каждого из них менее часа лету, и Джонни знает каждого пилота на большом острове.
— Мартиника принадлежит Франции, этим и воспользуемся. Я знаю людей из Второго Бюро. Двигай туда и звони мне из аэропорта. К тому времени я обо всем договорюсь.
— Хорошо… Последнее, Алекс. Мари. Она с детьми вернется сюда после обеда. Позвони ей и скажи, что меня будет прикрывать весь Париж.
— Ах ты, лживый сукин сын…
– Прошу тебя!
— Конечно, позвоню. Да, на эту же тему и без дураков — если я переживу этот день, то у меня дома вечером будет ужин с Мо Пановым. Готовит он отвратительно, но воображает себя еврейской Джулией Чайлд. Я должен ввести его в курс последних событий, он меня убьет, если я этого не сделаю.
— Само собой. Без него мы бы давно оказались в палате с мягкими стенами и кожаными кляпами во рту.