Вдруг пехотинец с обожженными руками словно мешок вылетел из очередного обследованного им магазина на улицу, сопровождаемый осколками стекла выбитой им при этом двери. Следом за ним появился молодой китаец в спортивном кимоно, который явно походил на инструктора рукопашного боя. Наконец, слегка прихрамывая, на улице появился третий, последний, пехотинец, который упал с лестницы при неожиданном столкновении с Мари в узком пространстве лестничной площадки второго этажа. Он уже спешил на помощь своему приятелю, и, несомненно, китайцу пришлось бы очень туго против двух морских пехотинцев, если бы в этот момент новое событие не нарушило окружающей обстановки.
Неожиданно, без всякого предупреждения, улица наполнилась немного резкими звукам восточной музыки, воспроизводимой многочисленными металлическими тарелками и примитивными деревянными инструментами. С каждым шагом этого сборного импровизированного оркестра, по мере того как он продвигался по улице, толпа затихала и всякое движение останавливалось. За оркестрантами можно было видеть людей, несущих что-то, напоминавшее бумажные плакаты, обрамленные цветами. Постепенно полное оцепенение охватило все пространство центральной улицы. Американцы чувствовали себя явно неуверенно. Замешательство охватило и Кэтрин Степлс, которая пыталась скрыть свое отношение к происходящему от помощника Госсекретаря, который беспомощно разводил руками, выражая таким образом свое раздражение.
Мари продолжала наблюдать за происходящим как загипнотизированная. Впереди движущейся процессии она неожиданно увидела Джи Тая, который направлялся прямо к мясному магазину! Мак-Алистер, Кэтрин Степлс и трое морских пехотинцев оставались где-то в конце образовавшейся толпы и скоро исчезли из виду, видимо отправившись на продолжение поисков. В этот момент постучали. Старик-хозяин убрал цветы и открыл дверь. Банкир вошел в помещение и поклонился Мари.
— Как вам понравилось представление, мадам?
— Я еще не поняла, что все это значит?
— Похоронный марш для усопших. В данном случае, вне всяких сомнений, он предназначался для тех убитых животных, которых вы могли видеть в холодильнике мистера Ву.
— Вы?.. Все это было заранее спланировано?
— Будет точнее, если вы скажете, что все находилось в состоянии полной готовности, — пояснил Джи Тай. — Очень часто многие наши родственники с Севера переходят границу, чтобы повидать друг друга, а солдаты вылавливают их и отправляют назад. Поэтому мы всегда стараемся защитить их и в любой момент прийти на помощь.
— Но я?.. Что вы знаете обо мне?
— Мы наблюдали, мы ждали. Вы, скорее всего, прятались, вы от кого-то убегали. Так мы считали. Вы сказали нам, что не пойдете в полицию с заявлением на тех двух хулиганов. Поэтому вам и указали дорогу, путь к отступлению, в этот переулок, заканчивающийся тупиком.
— Так значит, эти женщины, стоявшие за покупками?..
— Да. Они должны были перегородить улицу, когда вы появились там, чтобы направить вас к магазину. Мы должны были вам помочь.
Мари взглянула на озабоченные лица китайцев, стоящих перед зашторенными окнами и заполнивших почти всю улицу, затем перевела взгляд на банкира. — А почему вы решили, что я не преступница?
— Для нас это не имело большого значения, мадам. Гораздо важнее оскорбление, которое нанесли вам наши молодые люди, а кроме того, мадам, вы не похожи на преступницу ни по виду, ни по манере говорить.
— Да, действительно, я не принадлежу к этому типу людей. Но мне нужна помощь. Мне необходимо вернуться в Гонконг, желательно в отель, где меня не могли бы найти и где был бы телефон. Я пока не знаю, кого именно я хочу разыскать, но я постараюсь добраться до людей, которые смогут мне помочь... помочь нам. — Мари замолчала на мгновенье, ее глаза неподвижно остановились на банкире. — Человек по имени Дэвид, это мой муж.
— Я могу понять и это и многое другое, мадам, — ответил Джи Тай, — но прежде всего, вам необходим врач.
— Что?
— Ваши ноги, мадам. Они буквально кровоточат.
Мари посмотрела вниз. Кровь проступала через бинты и через ткань легких комнатных тапочек, в которых она выбежала на улицу. — Да, вы правы, — согласилась она.
— Затем — одежда и транспорт. Отель я подберу для вас сам и сниму номер на любое имя, какое вам понравится. Возникает вопрос о деньгах. Вы располагаете хоть какой-то суммой?
— Я не знаю, — неуверенно произнесла Мари, открывая сумочку и выкладывая из нее деньги, которые Кэтрин Степлс на всякий случай оставила ей.
— Мы не очень богаты здесь, в Таен Мане, но вполне вероятно, что мы сможем помочь вам. Уже были разговоры о денежном сборе.
— Я достаточно состоятельная женщина, мистер Джи Тай, — перебила его Мари. — И если это необходимо, и, честно говоря, если я останусь жива, вам будет возвращено все до последнего цента со значительным превышением процента первичной нормы ставок.
— Как вам будет угодно, ведь я банкир и могу принять такое предложение. Но каким образом такая очаровательная леди, как вы, знает все о процентах и первичных нормах ставок? — улыбаясь закончил Джи Тай.
— Вы банкир, а я, как ни странно, экономист. И откуда бы еще банкиры узнавали о влиянии инфляционных процессов на изменение курсов валют, и, в первую очередь, на изменение процента начальных ставок? — И Мари рассмеялась чуть ли не в первый раз за долгое время.
У нее был почти целый час для спокойных размышлений, когда она ехала в такси, пересекая тихую сельскую местность, раскинувшуюся между Таен Маном и Коулуном. И еще минут сорок пять они ехали по густонаселенным предместьям Коулуна, которые все вместе образовывали район под названием Монгкок.
Жители Таен Мана, принявшие участие в судьбе волею случая заброшенной к ним американки, оказались не только благородными и покровительственными, но и чрезвычайно изобретательными. Учитывая то обстоятельство, что белая женщина явно прячется от кого-то и кого-то ищет, ее появление в Коулуне или Гонконге должно пройти абсолютно незаметно. Для этого ее внешность должна быть явно изменена. С этой целью в разных магазинах были куплены предметы европейской одежды, которые в первый момент поразили Мари своей разрозненностью и кажущейся несовместимостью. Они казались однообразно-скучными в массе тускло-коричневых тонов, скромными, но не лишенными определенного изящества, и в то же время мрачными, и создавали впечатление, что их владелица либо напрочь лишена понятия о современной моде, либо проявляет определенное пренебрежение по отношению к ней. И только через час, находясь в боковой комнате местного салона красоты, она поняла, почему для нее был выбран именно такой костюм. Женщины же продолжали суетиться вокруг нее. Ей вымыли и высушили под феном волосы, а затем мастера косметики надолго занялись ее внешностью, по очереди демонстрируя, что может сделать их искусство. Когда все было закончено и она взглянула на себя в зеркало, то едва не задохнулась. Ее лицо было изменено почти до неузнаваемости и имело бледный оттенок усталости. Это было лицо женщины, постаревшей как минимум лет на десять, и оно дополнялось обрамлением из волос серого, почти мышиного цвета с едва уловимым серебристым оттенком. Нечто аналогичное она пыталась сделать при побеге из госпиталя, но то, что она увидела, было сделано явно с более дерзким и широким размахом. Она являла собой китайскую модель американской туристки, принадлежащей к верхушке среднего класса, серьезной, без сумасбродства, дамы, скорее всего вдовы, которая неукоснительно следует советам и инструкциям туристических бюро, не сорит деньгами и никуда не выходит без справочников и туристических схем, в которые она постоянно заглядывает на каждом маршруте. Жители Таен Мана очень хорошо знали таких туристов, и потому созданная ими картина была предельно точной. Их искусство получило бы высшую оценку у Джейсона Борна.