– Не сломается никто, – тихо ответил голландец. – Во-первых, каждый сознает последствия этого; но главное – наши юристы подготовили многоступенчатые запасные позиции, которые обеспечивают легитимностью все наши действия. Мы совершенно неуязвимы перед законом; мы можем спокойно продолжать наше дело до тех пор, пока все не будет готово. Об этом я тоже позаботился.
– Вы полагаете, у вас…
– Я в этом уверен, старик! – прервал его Матарейзен, внезапно переходя на крик. – Единственная наша катастрофа едва не произошла из-за вас и вашей глупости, – несколько успокоившись, продолжал Ян ван дер Меер. – Я имею в виду лондонскую фирму «Вестминстер-Хауз», но вы принесли свои извинения, и давайте не будем больше к этому возвращаться.
– Ну хорошо, хорошо, – произнес Гуидероне, рассуждая вслух, – молодой лев захотел стать вожаком стаи.
– Если помните, я уже стал вожаком, с вашего благословения. Вы об этом сожалеете?
– Боже милосердный, нет! Мне бы ни за что не удалось добиться того, что свершили вы. Однако я сомневаюсь, что катастрофа, чуть было не случившаяся по моей вине, была единственной. В Уичито тоже что-то произошло, а я, если мне не изменяет память, никогда не был в тех краях и не был знаком ни с кем из тех, кто имел к этому отношение.
– Ну а те люди тоже ни с кем не были знакомы. Им был известен лишь код, дающий выход на телефон-автоответчик в Амстердаме, который уже давно покоится на дне канала.
– Запутанные лабиринты бюрократии, – вынужден был согласиться сын Пастушонка. – Вы действительно гений, Ян ван дер Меер, но вы упускаете кое-что, точнее, кое-кого. Беовульф Агата. Если вы его не найдете, не расправитесь с ним, он раскопает новые огрехи – и обрушит возведенное вами здание. Один раз он уже это сделал, а мы считали себя неуязвимыми – были убеждены в этом. Нельзя допустить, чтобы то же самое повторилось сейчас… Разумеется, вы правы, я старик, как и Скофилд. Разница между нами заключается в том, что в его распоряжении есть не только мертвые, но и те, кто еще полон сил, я же могу рассчитывать только на мертвых и тех, кто при смерти. Вы же, с другой стороны, имеете в своем распоряжении полных сил и, что самое главное, алчных. Именно они составляют самую мощную армию на земле, это войско остановить нельзя. Воспользуйтесь же им! Не подведите меня.
Швырнув трубку на аппарат, Гуидероне с недовольством отметил, что самолет сильно тряхнуло в воздушной яме, и несколько капель коллекционного вина пролилось из бокала на стол.
Сэр Джеффри Уэйтерс расписался за совершенно секретный конверт, который сотрудник МИ-5 доставил ему на дом в Кенсингтон. Возвращаясь по узкому коридору в обеденный зал, где его ждал завтрак, он попытался вскрыть конверт. Гвинет, его жена, седовласая женщина с изящными чертами лица и большими умными карими глазами, оторвалась от утреннего номера «Таймс».
– Депеша в такой час, Джеффри? Неужели нельзя было подождать, пока ты не приедешь на работу?
– Не знаю, Гвин. Я сам удивлен не меньше твоего.
– Открывай же.
– Пытаюсь, но эти черные шнурки можно разрезать только ножом.
– Возьми нож.
– Да, наверное. Спасибо за то, что попросила кухарку приготовить мне яичницу с ветчиной.
– Ну, последние несколько недель тебе приходится постоянно много работать. Уж лучше выпускать тебя из дома с полным желудком.
– Ценю твою заботу, – сказал глава МИ-5. Разрезав шнурок, он распечатал большой конверт из плотной бумаги и, ознакомившись с содержанием документа, рухнул в кресло. – О, господи!
– Это что-нибудь такое, о чем мне позволено знать? – спросила Гвинет Уэйтерс. – Или это должно оставаться для меня тайной?
– Да нет, это касается тебя напрямую! Твой брат Клайв…
– Ах да, дорогой Клайви. В последнее время дела у него пошли хорошо, не так ли?
– Возможно, слишком хорошо, дорогая. Он вошел в совет директоров нового консорциума «Скай Уэйверли».
– Да, знаю, Клайв звонил мне на прошлой неделе. Насколько я понимаю, оклад у него будет весьма неплохой.
– Вполне вероятно, твой брат, Гвин, впутался в грязную историю. В настоящее время «Скай Уэйверли» находится в центре расследования, причины которого я с тобой обсуждать не могу – опять же, заботясь о тебе.
– Да, мы уже проходили через это, Джефф, но, в конце концов, речь ведь идет о моем брате!
– Дорогая, будем откровенны друг с другом. Клайв мне нравится; он неплохой парень, обаяшка с замечательным чувством юмора, но, полагаю, ты согласишься со мной, что его едва ли можно считать одним из лучших лондонских юристов.
– Ну да, у него есть свои недостатки.
– Он переходил из одной фирмы в другую и так нигде и не поднялся до того, чтобы стать полноправным партнером, – продолжал Уэйтерс. – Причем, как правило, на работу его брали только за вашу громкую фамилию. В английской юриспруденции фамилия Бентли-Смит пользуется заслуженным уважением.
– Клайв – порядочный человек, – прервала мужа Гвинет. – С рождения перед ним были поставлены слишком высокие стандарты, подняться до которых он не смог. Но разве это преступление?
– Разумеется, нет, но почему его пригласили из захудалой юридической фирмы, где он был на второстепенных ролях, в совет директоров «Скай Уэйверли»?
– Понятия не имею, но я сегодня же утром ему позвоню и спрошу об этом.
– Вот это как раз то, чего тебе ни в коем случае делать нельзя, – мягко, но решительно остановил жену Уэйтерс. – Предоставь это мне, Гвин. На мой взгляд, твоего брата бессовестно использовали. Позволь мне разобраться во всем.
– Но ты ведь не сделаешь Клайву плохо, правда?
– Не сделаю, если только он сам себе уже не навредил. Обещаю… Поблагодари кухарку от моего имени, но времени на завтрак у меня нет. – Поднявшись из-за стола, Джеффри Уэйтерс быстро направился к двери.
Двадцатиминутная поездка от дома до работы прошла для главы британской разведки в болезненных размышлениях, причиной которых были Клайв Бентли-Смит и то, что вопреки суровой действительности думала о своем брате жена Уэйтерса. Самому сэру Джеффри шурин действительно нравился: обаятельный человек с быстрым, хотя и неглубоким умом и щедрой натурой, настолько щедрой, что это можно было считать его главным недостатком. Вопиющим недостатком.
Он был родом из состоятельной семьи потомственных юристов и адвокатов, чьи заслуги на поприще служения закону уходили в такое глубокое прошлое, что кое-кто утверждал, будто они участвовали в составлении Великой хартии вольностей [74] – за определенную плату; в то время как другие заявляли, что слова «перебьем всех стряпчих» в своей исторической хронике «Король Генрих VI» Шекспир написал, имея в виду предков Бентли-Смитов. Клайв беззаботно плыл по жизни; его приглашали на всевозможные светские мероприятия, куда он не приносил ничего, кроме своего обаяния. Как это ни странно, он стал преданным супругом жене, которая ни в грош не ставила святость брака. Поговаривали, хотя и вполголоса, что ей приходилось спать в постелях самых состоятельных мужчин Англии, Шотландии, Нидерландов и Парижа. В определенных кругах шутили, что если Клайв когда-нибудь все же узнает правду, он скорее всего тотчас же простит жену и спросит, приятно ли она провела время.