– Получается разумно, – заметил Брэндон, кивая на пятачок бетона, мимо которого они проходили, служивший взлетно-посадочной площадкой для «Черного ястреба». – Она выложила ему все начистоту, потому что он был ей другом, товарищем по академии Вест-Пойнт, близким человеком; Монтроз ему доверилась. Но при чем тут Белый дом?
– Брэкет учился в аспирантуре при Йельском университете, и одним из его однокурсников был Томас Кранстон…
– Это имя мне знакомо, – прервал его Скофилд. – Он ведь был одним из нас, не так ли?
– Совершенно верно. Свое дело он знал чертовски хорошо и поднялся по служебной лестнице на самый верх. Помимо природного дарования, Кранстон был еще чертовски отличным дельцом. Если бы он остался в Лэнгли, его непременно выдвинули бы в директора, и я поддержал бы его кондидатуру обеими руками.
– Косоглазый, но это место должно принадлежать тебе! Неужели в твоем тщедушном теле не осталось ни унции нормальной, завистливой ненависти?
– Об этом не может быть и речи, поскольку, во-первых, я знаю, что на этой должности не справился бы, и, во-вторых, мне нравится то, что я делаю, – а делаю я это хорошо. Уйдя из Управления, Кранстон возглавил один из «мозговых центров» [38] , финансируемых международными консорциумами. Оттуда оставался уже один шаг до политического водоворота. В настоящее время Кранстон является главным советником президента по вопросам национальной безопасности.
– Значит, Брэкет направил Монтроз к нему.
– Да, этот шаг был логичным, и в свете последних событий он оказался здравым. У нас есть опыт, у нас есть средства, но, очевидно, мы поражены раковой опухолью. Если бы Монтроз обратилась к нам, ее сын погиб бы.
– Но что может этот Томас Кранстон?
– Понятия не имею, но, что бы это ни было, все это очень засекречено.
– В том числе и от нас?
– Не знаю.
– Так узнай.
– Я попросил о личной встрече с Кранстоном. Быть может, мы узнаем что-нибудь такое, о чем Белый дом не собирается ставить нас в известность – пока.
– Разве мы не на одной стороне, черт побери? – повысив голос, спросил Брэндон.
– Иногда нам приходится работать друг против друга.
– Но это же бред какой-то!
– Полностью с тобой согласен, но таков порядок вещей.
– Ну хорошо, хорошо. Естественно, я настаиваю на своем присутствии на этой встрече. А также на присутствии Прайса и Антонии. Мы ведь эксперты, ты не забыл?
– Вы обязательно примите в ней участие, – согласился Шилдс. – Но только не подполковник Монтроз. Кранстон беспокоится, сможет ли она держать себя в руках.
– Понятно… Ну а теперь вернемся ко всем этим финансовым сделкам, слияниям, объединениям, поглощениям, следствиями которых, как мне это видится, становится полная монополизация рынка. Здесь я могу кое-чем помочь. Хоть я и не компьютер, но я помню имена, связи, друзей Матарезе, а также врагов, которых они или поглотили, или уничтожили. Мне нужны только полные данные о сделках – это очень важно, это жизненно необходимо. Главная слабость Матарезе заключается в кровосмешении: они пользуются услугами только своих, добиваясь подчинения или подкупом, или шантажом. Так было все эти годы. И хотя полная картина хранится в строжайшей тайне, общие черты просматриваются, и я их увижу.
– Наши аналитики уже работают над всем тем, что может тебе понадобиться. Результаты будут готовы через несколько дней. Они будут переправлены тебе в Северную Каролину.
– Еще один лагерь?
– Нет, на этот раз уединенный поселок в горах Грейт-Смоки, состоящий из десятка жутко дорогих кондоминиумов. Вам будет там очень уютно за счет ничего не ведающих налогоплательщиков.
– Стой! – вдруг воскликнул Скофилд, не отрывая взгляда от кусочка серебристого металла на взлетно-посадочной площадке. Нагнувшись, он подобрел блестящий осколок. – Это от того вертолета, который разбомбил нас ко всем чертям. – Плюнув на металлическую поверхность, он потер ее ногтем.
– С чего ты взял? – спросил заместитель директора ЦРУ.
– Когда мерзавец совершал второй или третий заход, наши ребята открыли ответный огонь и, судя по всему, зацепили его за брюхо. Ничем другим это быть не может.
– Ну и?
– Краска относительно свежая. Отправьте этот кусок на завод «Сикорский». Быть может, удастся установить, что это был за вертолет.
– Я тебя все равно не понимаю, Брэндон.
– Конечно, тут все будет зависеть от везения.
– Что все?
– Машина, что бомбила и расстреливала нас, была перекрашена Матарезе. Выясните на «Сикорском», кто в течение последних полутора месяцев покупал или брал в лизинг боевой вертолет «Эм-эйч-60К».
– А я думал, ты полностью расстался с этим миром.
– Антония задала кое-какие вопросы. Один из ребят из СБР опознал ублюдка.
Камерон Прайс и Антония собрали личные вещи погибших и раненых – убитый чувством вины Скофилд отказался принимать участие в этом скорбном занятии. Закончив с неприятным, они присоединились к Брэндону и Фрэнку Шилдсу, которые вместе с подполковником Лесли Монтроз стояли у взлетно-посадочной площадки.
– В Северную Каролину нас будут сопровождать четыре «Ф-шестнадцатых», два спереди и два сзади, – сказал заместитель директора, когда четыре бывших обитателя лагеря уложили свои вещи на борт вертолета.
Вертолет «Блэк хок» по крутой спирали поднялся в воздух. Шилдс занял место в кабине вместе с летчиком и штурманом, Скофилд устроился рядом со своей женой, и Прайс оказался вынужден сесть вместе с Монтроз. Эти двое первые минуты полета чувствовали себя неловко, не зная, что сказать друг другу. Наконец Камерон нарушил молчание:
– Я приношу свои извинения – я очень сожалею, что все так произошло.
– И я тоже, – холодно ответила женщина-офицер. – Неужели вы действительно позволили бы мистеру Скофилду убить меня?
– Непростой вопрос. Я считал вас виновной в воздушном налете… вероятно, в тот момент позволил бы. Погибли люди, многие были ранены. Я был вне себя от ярости.
– Наверное, на вашем месте я чувствовала бы себя так же. Я вас прекрасно понимаю.
– В таком случае, какого черта вы ни словом не обмолвились нам о том, в каком положении находитесь?
– Мне было сказано ничего не говорить – категорически приказано.
– Кто отдал такой приказ? Некий Томас Кранстон?
– Вижу, вы уже все знаете. Да, Томас Кранстон, властью, данной его шефом, президентом.
– Но почему?