– Ждать инструкций от Фрэнка Шилдса, – ответил Камерон.
– Они по-прежнему в Соколином Гнезде? – спросила Лесли.
– Нет, перебрались в Нью-Йорк.
– Почему в Нью-Йорк?
– Скофилд составил сценарий, из которого, как он надеется, может получиться толк. В любом случае, попробовать сто́ит. Джеффри Уэйтерс займется тем же самым в Великобритании, в Лондоне.
– Подождите! – воскликнул чернокожий моряк, сверкнув черными глазами. – В этом я тоже должен разбираться?.. Кто такой этот Скофилд, что это за «сценарий» и кто этот Уэйтерс из Лондона?
– А вы весьма неплохо запоминаете информацию, – заметила Монтроз.
– Знаете, когда на высоте тридцать тысяч футов нужно следить за показаниями нескольких десятков приборов, особо не расслабишься, мэм… прошу прощения, госпожа подполковник.
– Мам, говорил я тебе, что когда-нибудь Лютер непременно станет адмиралом.
– Спасибо, Джеми, а тебя ждет колония для несовершеннолетних преступников.
На столе зазвонил телефон, установленный специалистами МИ-5. Трубку снял Камерон Прайс.
– Да?
– Говорит Уэйтерс из Лондона. На обоих концах работают шифраторы. Как у вас дела?
– Никак не можем прийти в себя. А у вас?
– Аналогично, старина. Готовимся воплотить в жизнь сценарий Беовульфа Агаты, но на это потребуется день-два, если, конечно, нам удастся сохранить все в тайне. Однако наш разговор подслушать невозможно.
– Рад это слышать, – сказал Камерон. – Что нам нужно делать? Куда отправиться?
– Ваш американский летчик далеко?
– Сидит рядом со мной.
– Спросите у него, допущен ли он к управлению легким турбовинтовым самолетом.
Прайс передал Консидайну вопрос главы МИ-5. Тот ответил:
– Я допущен к управлению всем, что только может оторваться от земли, кроме разве что космического корабля, хотя, вероятно, я и с ним справлюсь.
– Вы слышали?
– Слышал, и это очень хорошо. Через два часа на аэродроме Лох-Терридон приземлится старенький, но полностью отремонтированный «Бристоль фрейтер», двухмоторная рабочая лошадка. Вы полетите на нем.
– И куда?
– Запечатанный конверт с инструкциями вскроете в воздухе, минута в минуту во время, указанное на нем.
– Это же какой-то маразм, Джеффри!
– Скажите спасибо своему Беовульфу Агате, приятель. Это как-то связано с радаром.
В Марселе было половина шестого утра; над медленно пробуждающимся причалом поднимались первые проблески зари. Портовые рабочие сновали вдоль пирсов, слышался металлический лязг очнувшихся от сна машин. Ян ван дер Меер Матарейзен находился в своем кабинете один. Облегчение, вызванное отъездом Джулиана Гуидероне, внезапно разлетелось вдребезги, разбитое сообщениями из Лондона.
– Вы можете объяснить подобное упущение? – резко сказал он в трубку телефона защищенной связи.
– Сомневаюсь, что у кого бы то ни было это получилось бы лучше, – ответил голос в Великобритании, женский голос, высокомерный, аристократический.
– Но полной уверенности в этом быть не может, ведь так?
– Я в этом уверена, и ваша позиция вызывает у меня сожаление.
– Думайте обо мне что угодно, хотя, на мой взгляд, вы не в том положении, чтобы позволять себе это.
– Ян, по меньшей мере, это невежливо. И несправедливо.
– Извините, Аманда, на меня навалилось столько проблем…
– Вы хотите, чтобы я прилетела в Амстердам и занялась ими?
– Сейчас я нахожусь не в Амстердаме, а в Марселе.
– А вам приходится много путешествовать, не так ли, дорогой? Почему в Марселе?
– Так надо.
– Всему виной Джулиан, правда? По-моему, он считает Марсель своим третьим или четвертым домом. Он нравится мне меньше всего; те, кто приходил к нему, были такие невоспитанные.
– Пожалуйста, не напоминайте мне о ваших отношениях.
– Наши отношения остались в прошлом, в далеком прошлом. Но почему нет? Я никогда от вас ничего не скрывала… к тому же, дорогой, именно благодаря ему мы и познакомились.
– Быть может, через день-два…
– Ян, не позволяйте ему командовать вами! Он такой ужасный, отвратительный человек, не интересующийся ничем, кроме собственной персоны.
– Он должен быть таким, и я это прекрасно понимаю. Тем не менее мне нужно было с ним объясниться. Два провала подряд – это недопустимо.
– Не понимаю, о чем это вы…
– А вам и не нужно ничего понимать, – прервал ее Матарейзен, чувствуя, что у него начинает трястись рука. – Я возвращаюсь к тому, с чего мы начали. Как такое могло случиться? Каким образом Прайсу и Монтроз удалось скрыться?
– Я не говорила, что они скрылись. Я только сказала, что они уехали.
– Как?
– Очевидно, самолетом. Как только мой источник на Тауэр-стрит сообщил мне, что они находятся в гостинице в местечке под названием Лох-Торридон, к северу от Эдинбурга, я связалась с человеком, которого вы именуете лондонским связным, и передала ему эту информацию. Он поблагодарил меня и сказал, что этого вполне достаточно.
– Он не имеет права выходить на меня напрямую, мы держим связь через третьих лиц. Он вам это объяснил?
– Разумеется…
– В таком случае, ради бога, объяснитесь же!
– Вы не дали мне такой возможности. Просто начали кричать на меня – это было оскорбительно.
Голландец, находящийся в Марселе, на мгновение задержал дыхание, успокаиваясь.
– Ну хорошо, Аманда, что сказал лондонский связной?
– Это весьма выдающийся человек, с большими способностями.
– Что он вам сказал?
– Он сказал, что, когда приехал в гостиницу в Лох-Торридоне, хозяин объяснил, что те четверо, кто жил у него, уже уехали.
– Четверо?
– Четверо американцев. Брат и сестра, оба записанные как Бруксы, чернокожий военный моряк американского флота и подросток, которые по распоряжению мистера Брукса вообще никак не зарегистрировались.
– Матерь божья, это мальчишка Монтроз! Его переправили в Шотландию!
– О чем это вы?
– Не берите в голову. Что дальше?
– Ваш лондонский связной выяснил, что всех четверых отвезли на аэродром. Он отправился туда и установил, что указанные четверо поднялись на борт двухмоторного винтового самолета, который поднялся в воздух меньше чем за час до того, как он туда приехал.
– О, господи!