Кендрик стоял у окон, выходящих на широкую дугообразную подъездную аллею перед стерильным домом. Прошло уже больше часа с тех пор, как ему позвонил Деннисон и сообщил, что самолет из Каира приземлился, Рашад посадили в ожидающую ее правительственную машину, и она уже на пути в Синуид-Холлоу в сопровождении эскорта. Глава президентского аппарата довел до сведения Эвана, что сотрудница ЦРУ выразила резкое недовольство тем, что ей не позволили сделать телефонный звонок с базы военно-воздушных сил Эндрюс.
— Закатила скандал и отказалась садиться в машину, — пожаловался он. — Заявила, что ни слова не слышала от своего непосредственного начальника, а потому военно-воздушные силы могут идти месить песок. Вот стерва проклятая! Я ехал на работу, мне позвонили в лимузин. Знаете, что она мне сказала? Мне! «Да кто вы, черт побери, такой?» Вот так и выпалила! Потом, чтобы сильнее разбередить рану, отвернулась от трубки и громко кого-то спросила: «Что еще за Деннисон?»
— Это все та скромная, незаметная жизнь, которую, вы ведете, Герб. Кто-нибудь ей объяснил?
— Эти ублюдки рассмеялись! Тогда я сообщил ей, что она подчиняется приказам президента и либо садится в нашу машину, либо рискует провести пять лет в Ливенуорте.
— Это мужская тюрьма.
— Да знаю! Хм! Она будет на месте через час или около того. Помните, если все разболтала она, ее получаю я.
— Возможно.
— У меня будет приказ президента!
— А я зачитаю его в вечерних новостях. С примечаниями.
— Черт!
Кендрик уже собрался отойти от окна, чтобы выпить еще чашку кофе, когда увидел, что в начале подъездной аллеи показалась машина невзрачного серого цвета. Она промчалась по аллее и остановилась перед каменным порогом. Из левой задней дверцы быстро вылез майор военно-воздушных сил, стремительно обошел машину и открыл ближнюю к тротуару дверцу, чтобы выпустить пассажирку.
Щурясь от яркого солнечного света, из машины вышла женщина, которую Эван знал под именем Калейлы, взволнованная и неуверенная. Она была без шляпки, темные волосы спадали ей на плечи. На Адриенне Калейле были белый жакет и зеленые брюки, на ногах — туфли на низком каблуке. Справа, под мышкой, она сжимала большую белую сумку. Как только Кендрик ее увидел, на него нахлынули воспоминания о том вечере в Бахрейне. Вспомнил шок, который испытал, когда Калейла появилась в дверях причудливой королевской спальни — ее позабавило, что он поспешил укрыться под простыней. Вспомнил и то, как, несмотря на панику, замешательство и боль, а возможно, и в дополнение к этим чувствам, был поражен холодной прелестью ее резко очерченного лица европейско-арабского типа, ослепительным блеском ума, светящимся в глазах.
Все-таки он прав, это — поразительная женщина. Даже сейчас, направляясь к массивной двери стерильного дома, № ей предстояло встретиться с неизвестностью, она держалась прямо, почти вызывающе. Кендрик бесстрастно наблюдал за ней. Он не ощущал памятной теплоты, только холодное, напряженное любопытство. В тот вечер в Бахрейне Калейла лгала ему. Ложь была в том, о чем она говорила, и в том, про что умолчала. Интересно, подумал Эван, будет ли лгать снова?
Майор ВВС открыл перед Адриенной Рашад дверь огромной гостиной. Она вошла и застыла, уставившись на Эвана. Ее глаза не излучали удивления — в них светился только тот же холодный блеск ума.
— Я пойду, — сказал офицер ВВС.
— Благодарю вас, майор. — Дверь закрылась, и Кендрик шагнул вперед. — Здравствуй, Калейла. Калейла, ведь так?
— Как скажете, — спокойно произнесла она.
— Но ведь тебя зовут не Калейла, верно? Адриенна — Адриенна Рашад.
— Как скажете, — повторила она.
— Немного чересчур, не находишь?
— Все это очень глупо, конгрессмен. Вы вызвали меня сюда, чтобы я дала вам еще одну хвалебную характеристику? Если да, то я не сделаю этого.
— Характеристику? Вот уж чего я хотел бы в последнюю очередь.
— Хорошо, рада за вас. Уверена, представитель от Колорадо получит любую поддержку, которая ему нужна. Значит, здесь все-таки нет нужды в человеке, жизнь которого, как и жизни очень многих его коллег, зависит от анонимности? Не нужно делать шаг вперед и вносить вклад в дело вашего восхваления? Произносить здравицы в вашу честь?
— Вы так считаете? Думаете, я жажду восхваления и здравиц?
— А что прикажете думать? Что вы увезли меня от моей работы, раскрыли перед посольством и ВВС, возможно, разрушили мою «крышу», которую я создавала в течение нескольких лет, только потому, что были со мной близки? Это произошло однажды, но, уверяю вас, больше не повторится.
— Эй, погодите, прекрасная дама, — возразил Эван. — Ради Христа, не будем ворошить прошлое. Тогда я не знал, где нахожусь, что случилось или что еще произойдет. Я был испуган до смерти и понимал, что мне предстоит совершить такое, о чем раньше и подумать не мог.
— А еще вы были измучены, — добавила Адриенна Рашад. — И я тоже. Бывает.
— Свонн так и говорил...
— Подонок.
— Нет, не надо. Фрэнк Свонн — не подонок...
— Употребить другое слово? Например, сводник? Бессовестный сводник.
— Вы ошибаетесь. Не знаю, что у вас с ним было, но дело свое он знает.
— Например, принося вас в жертву?
— Может быть... Признаю, мысль не очень привлекательная, но ему тоже как следует досталось.
— Оставьте это, конгрессмен. Зачем я здесь?
— Потому что мне надо кое-что узнать, и вы остались одна, кто может мне это сказать.
— Что же?
— Кто предал гласности мою оманскую историю? Кто нарушил соглашение? Мне сказали, у тех, кто знает, что я ездил в Оман, — а их чертовски мало, как говорится, очень тесный круг, — нет ни одной причины, чтобы об этом рассказывать, и зато много, чтобы молчать. Не считая Свонна и того, кто у него заведует компьютерами, человека, которому он безгранично доверяет, обо мне знали только семеро. Шестерых проверили — результат абсолютно отрицательный. Остались вы — седьмая.
Адриенна Рашад не шевельнулась, лицо ее было бесстрастным, глаза излучали ярость.
— Вы — любитель, невежественный, самонадеянный любитель, — медленно и язвительно произнесла она.
— Можете ругать меня самыми последними словами, — гневно отозвался Эван, — но я собираюсь...
— Прогуляемся, конгрессмен? — Женщина из Каира подошла к большому эркеру на противоположной стороне комнаты, выходящему на причал у каменистой береговой линии Чесапика.
— Что?
— Здесь такой же гнетущий воздух, как и компания. Пожалуйста, я бы хотела прогуляться. — Рашад подняла руку и указала на улицу, затем дважды кивнула, как бы усиливая свою просьбу.
— Ладно, — пробормотал Кендрик, сбитый с толку. — Там, позади вас, есть запасной выход.