Ясногородские довезли Таню до дома, и едва она успела войти и поцеловать Аду, пришли опера в штатском и забрали ее, разрешив взять две смены белья, теплые носки и тапочки. Такого оборота не ожидала. Рванулась, хотела бежать. Все ходы перекрыты. Крепкие дяденьки присматривали за сборами. Один у окна. Другой у двери. Кранты. Собираясь, взяла себя в руки и бледная, с почерневшими кругами под глазами, кинула на прощание остолбеневшей Аде:
— Это все не так! Срочно позвони дяде Коке!
Мозг лихорадочно работал. Она ухватилась за первое, что пришло на ум: надо воспользоваться знакомствами.
Дядя Кока, тот самый Адин друг, был известным ленинградским адвокатом, специалистом по хозяйственным делам, со сложившимися крепкими связями. К счастью, он оказался в городе, выслушал сбивчивый Адин рассказ и немедленно включился в работу.
Уже к вечеру он имел полную информацию, и в целом она его не очень порадовала. С одной стороны, единственная пока улика против Тани — злополучный план, начертанный ее рукой и сохранивший отпечатки ее пальцев. Все остальное — слова, слова… И умственные построения, основанные на цепочке совпадений, истолковать которые можно по-всякому. Как опытный адвокат, дядя Кока почти автоматически отбрасывал все размышления о том, виновен или нет его клиент на самом деле, и сосредотачивался на технических деталях. Но интуиция подсказывала ему, что во всей истории с квартирой Таня сыграла решающую роль. Конечно, если бы дело попало на суд сейчас, оправдательный приговор был бы обеспечен. Однако, судя по всему, за этой феноменальной Адиной дочкой непременно должны быть и другие делишки, до которых дотошный Иванов рано или поздно докопается, уцепившись за показания Мальцевой, которым в глубине души адвокат склонен был верить. В торжестве справедливости дядя Кока не был заинтересован нисколько. Главное — вытащить девчонку и вытащить немедленно, пока Иванов ничего нового не нарыл! На это сил самого дяди Коки было явно недостаточно. Он знал только одного человека, который мог бы это сделать. Важно, чтобы захотел. Дядя Кока нутром чувствовал, что захочет.
Дядя Кока протянул руку к телефону, набрал код Москвы и номер.
— Слушаю, — раздался мелодичный и бесстрастный женский голос.
— Вадима Ахметовича будьте любезны.
— Его нет на месте. Что ему передать?
— Передайте, пожалуйста, что звонил Переяславлев из Ленинграда по особенному делу.
— Будьте добры перезвонить через час, если не затруднит.
— Отнюдь, — сказал дядя Кока. — Перезвоню непременно.
Через пятнадцать минут ему позвонили.
— Кокочка, здравствуй, дорогой, — произнес весьма знакомый голос. — Что за особенное дело?
— Надо помочь одной барышне. Думаю, тебе это будет интересно.
— Вот как? Что ж, помогать барышням в беде — мой рыцарский долг. Мне подъехать?
— Ого! Даже так? Я сам собирался вылететь к тебе, все рассказать, а там бы решили.
— Интересный был бы полет! Через три квартала.
— Так ты в Питере?
— В данный момент. А вообще у себя на ранчо. Мне Джаба сюда позвонил.
— Тогда подскочи, если не трудно.
Прокуренная жердь в бордовом перманенте и сержантских погонах подтолкнула Таню в спину и с лязгом затворила за ней дверь. И тут же на Таню стало на паучьих ножках надвигаться нечто человекообразное с сиротской стрижкой, почти без носа, зато в сплошных прыщах. Следом за существом подгребало еще двое — квадратная во всех измерениях чувырла и смазливая цыгановатая смуглянка, оскалившая кривозубый рот.
— Ой, бля, щас обосрусь, какая куколка к нам на прописочку пришла! — прогундосило человекообразное, шевеля корявыми пальцами. — А скажи-ка нам, принцессочка, будешь со стола мыло кушать или…
Договорить ей не пришлось. Таня, не раздумывая, схватила по счастью нетяжелую табуретку и с маху приложилась по стриженой голове. Человекообразное упало.
А Таня отскочила в угол и пнула ногой закрытую парашу. Содержимое разлилось по полу.
— Кто Прасковью опрокинул, сикорахи?! — звонко крикнула Таня. — Вон девка навернулась, башку расшибла!
Цыганочка хлопнула в ладоши, а квадратная чувырла забарабанила в дверь:
— Эй, дубаки, в сто седьмой авария! Брезгливо обойдя лужу, Таня остановилась возле лежащей в моче уродины, лучезарно улыбнулась и ангельским голосочком произнесла:
— Стол не мыльница, параша не хлебница…
Через четыре часа, когда Таня лежала на нижней шконке у окна и задумчиво водила пальцем по наколкам примостившейся рядом Цыганочки, со скрежетом отворилась дверь, и Захаржевскую кликнули на выход.
В общих чертах Таня представляла себе, что скажет следователю, и догадывалась, что скажет ей он. Однако через пару коридоров и три поста ей приказали встать лицом к стене. Звякнули ключи, заскрипела петлями дверь, и Таню опять легонько подтолкнули в спину. Она вошла и огляделась. Деревянный пол, большое окно с ажурной решеточкой и занавеской, обои в цветочек, полочка с эмалированной кружкой и чайником, чистое белье на кровати типа больничной, столик, покрытый клеенкой, рядом — стул с мягким сиденьем, а на столе — раскрытая книга. Таня присела, стала читать. Пушкин. Через некоторое время щелкнуло, открываясь, окошечко в двери, и Таня приняла сеточку с яблоками, печеньем и даже пачкой «Варны» и коробком спичек. Есть контакт! Дядя Кока запустил свою машину.
Человек в темно-синем прокурорском мундире с большими звездами отодвинул в сторону бумаги и нажал кнопку звонка.
— Пригласите Иванова!
Вошел невысокий круглолицый средних лет гражданин в отутюженном сером костюме с толстой картонной папкой под мышкой.
— Вызывали, Петр Алексеевич?
— Садись, Геннадий Генрихович, в ногах правды нет… Ну, что у тебя по делу Генералова? Принес?
— Так точно! — Иванов положил папку перед человеком в мундире.
— Меня Фомичев с твоим рапортом ознакомил. Молодец, хорошо копаешь.
Интересно, понимаешь, получается, очень интересно. Целый пучок «глухарей» можно одним махом раскрутить. Можешь рассчитывать на полную поддержку. Только, понимаешь, особо не увлекайся, у тебя ж еще четыре дела, не запускай. Как у тебя по ним?
Иванов начал рассказывать, а человек в мундире слушал, изредка вставляя вопросы и замечания, при этом листая папку и пробегая глазами бумаги.
— Значится так, Геннадий Генрихович: это я у тебя до десяти ноль-ноль забираю на ознакомление. И чтобы, понимаешь, ночью не корпел. Теперь слушай приказ — домой, ужинать и спать! И чтобы до десяти ноль-ноль ноги твоей на службе не было! Мне, понимаешь, работники нужны, которые без износу! Понял?
— Так точно!
— Свободен!