Стало грустно. Председатель заметил это и, истолковав по-своему, предложил отправиться на боковую. Беседа моментально смолкла, гитару зачехлили…
В отведенной ей крохотной комнатушке, смежной с председательским кабинетом, Таня спала крепко, без сновидений. Разбудили ее луч солнца, упавший на лицо сквозь окошко, и громкие, возбужденные голоса из соседнего помещения:
— Спасибо, что предупредил. Двоих в охрану на карьере поставлю, одного — в поселке. Ну, и сам конечно.
— Людей дашь?
— Людей не дам, лишних нет. Оружия тоже не дам — на всю артель один карабин, один револьвер и дробовиков пара-тройка…
— Этого добра у самих навалом. Транспорт дай.
— Нет у меня транспорта. Оба «магируса» на рассвете с рудой ушли, «газон» самому нужен.
— Ну и жмоты вы, артельщики, одно слово, капиталисты. Это ж Ким, убийца, пойми ты! А ну как на прииск выйдет?
— Выйдет — встретим. Комсомольских я по рации предупрежу, а дальше ему не забраться. Смотри — вот здесь река, здесь топь. Верхами не пройдет, там пропасть. Комсомольские пару человек у моста выставят. А вы на своем конце дорогу перекройте. И обязательно у поймы и на зимовье брошенном…
— Да уж это-то Поручик сообразит, хоть и дурак.
— Он, что ли, погоней командует?
— Больше некому.
— Ох-хо-хо…
И как раз на сокрушенном вздохе председателя из своей светелки вышла Таня, одетая и причесанная. Председатель кивнул ей, как старой знакомой, а его собеседник — сутулый, морщинистый, в потрепанном офицерском кителе без погон — ошалело вытаращил подслеповатые глазки.
— Что случилось? — спросила Таня.
— Да вот ЧП у соседей, — пояснил председатель. — Работничек у них в тайгу подался.
— Уйгура зарезал под утро и ушел, — добавил второй. — А людей не хватает катастрофически. Контингент ведь тоже без охраны не оставишь: все разграбят и разбегутся.
— Вы с Измаила, — догадалась Таня.
Человек без погон подозрительно посмотрел на нее а председатель поспешно сказал:
— Это московского хозяина человек. Она в курсе.
— А давайте-ка мы с Архимедом поможем, — вызвалась Таня. — А после наши вопросы решать будем. Это ведь не срочно.
— Все вопросы мы с утра уже решили, и Архимед на комбинат с «магирусами» отбыл. А вас будить пожалел. Я же все равно туда после обеда собирался, вместе бы и поехали. Только теперь уж, видно, не поеду, пока беглого не поймают.
— Это ж сколько я проспала?
— Порядочно. Скоро полдень.
— Дайте мне ствол какой-нибудь, — распорядилась Таня. — Я с ним поеду.
— Ствол не дам и ехать не советую, — ответил председатель.
— Я взрослый человек и решения принимаю сама, — отрезала Таня, а беспогонный тут же закивал, как китайский болванчик:
— Ты, Михал Семеныч, не беспокойся, как накроем голубчика, я твою барышню самолично доставлю, хошь сюда, хошь на комбинат.
— Я не его барышня, — тем же резким тоном проговорила Таня. — И мне нужно оружие.
— Будет вам оружие, милая, непременно будет. Поделимся с радостью.
— А, поступайте как знаете. Председатель пожал плечами и отвернулся.
Трясясь в «газике» на узкой лесной дорожке, человек в кителе представился — Петр Денисович Чинский, начальник прииска Измаил — и несколько подробнее обрисовал сложившуюся ситуацию:
— Этот Ким в апреле к нам прибился. Прямо из лесу, тощий, завшивленный весь, как доходяга последний, но, по всему видать, мужик самостоятельный.
Документов при нем никаких, говорит, украли по пьянке — ну да наша публика, почитай, вся такая. Короче, кайло дали, к делу приставили. Работал крепко, остервенело. Ни с кем дружбы не водил, не разговаривал. Так только, буркнет что-то, если кто очень уж досаждает, и посмотрит этак исподлобья. Аж мороз по коже проберет. Но не пил, не буянил. Мы уж думали бригаду ему давать, а тут вон какая история…
Держась одной рукой за баранку, второй он слазал во внутренний карман кителя, извлек оттуда плоскую фляжку и приложился к ней. За этими манипуляциями не заметил очередной колдобины, лихо на ней подпрыгнул, поперхнулся, закашлялся и наскочил на следующую. «Газик» тряхануло основательно.
— Дайте-ка я поведу, — предложила Таня.
— Дороги не знаешь, — приосанившись, ответил Чинский.
Таня промолчала. Насколько ей было известно, других дорог в радиусе полусотни километров здесь не имелось.
Дорога резко вильнула вправо, и совсем неожиданно показались ворота. Не ворота, а три мощные горизонтальные доски, концами закрепленные на двух столбах.
Пространство между досками было густо пересечено кругами колючей проволоки.
Проволока тянулась дальше, по обе стороны дороги.
Из будки у ворот навстречу «газику» бежал человек и на ходу орал:
— Здоров, начальник! Артельные подмогу дали?
— Ни хера не дали! — крикнул Чинский, высунувшись через открытое боковое стекло. — Вот только и привез… охотницу. Из Москвы.
Бегущий хрипло выматерился и, добежав, прислонился к дверце. Дышал он тяжело, с присвистом, колыхая отвислым животом. Явно не в лучшей форме.
— Как обстановка. Поручик? — спросил Чинский.
— Что обстановка-то! — огрызнулся тот. — Шестеро уйгур с бригаденфюрерами тайгу прочесывают, Хикматов в караулке, остальные трое быдло стерегут, я всех распорядился в бараки согнать. Сам вот тут дежурю, вас дожидаюсь.
— Работяг стеречь и двоих хватит, — рассудил Чинский. — Я тебя подменю, а ты сходи к баракам, возьмешь там кого порасторопней и сюда. По пути к Хикматову забегите, прихватите вон для барышни ствол поизящнее. С вами пойдет.
Поручик повернулся, открыл рот, желая, видимо, сказать что-то язвительное, но, посмотрев на Таню, только впустую щелкнул хлебалом и отправился выполнять распоряжение начальника.
— Почему Поручик-то? — спросила Таня. — Из военных, что ли? Вид у него не особенно бравый.
— Да какой военный? — досадливо махнул рукой Чинский. — В ментовке на курорте отъедался в чине старшего лейтенанта, да поперли его оттуда, а кто-то умный присоветовал на наш комбинат завербоваться, в вохру. Только он и там не удержался, по пьянке главному технологу рыло начистил, вот его ко мне и списали, в помощники по режиму. А по простому говоря, народишко в страхе держать. Это, скажем честно, умеет. Прямо эсэсовец какой-то… — Чинский замолчал. Видимо, разговор на эту тему был ему неприятен.
Через несколько минут подошел Поручик, а следом за ним семенил маленький и кривоногий азиат в застиранной солдатской гимнастерке, волоча чуть не по земле длинную винтовку. Поручик молча протянул Тане «Макарова» в кобуре, которую она тут же защелкнула на ремне, а сам повернулся к Чинскому: