Той, что снова пробудила во мне любовь, – Мохинисо.
Души Чингисхана и Омара Хайяма воплотились для меня в ней, озаряющей мир чистейшим сиянием идеального жемчуга.
Я прошу читателей помнить, что «Чародей» – художественное произведение. Многие места, описанные мной, действительно существуют, но некоторых никогда не было, или, по крайней мере отдельные, например Аварис, давно потеряны и забыты. Галлала – именно такой случай. Источник Таиты тысячу лет назад высох, а затем землетрясение разрушило город до основания.
Точно так же большинство персонажей в книге вымышлены – даже Таита жил только в моем воображении.
Уилбур Смит
Подобно развертывающей кольца змее, цепь боевых колесниц, стремительно вилась по дну глубокой долины. Держась за передний щит ведущей колесницы, мальчик смотрел вверх на обступившие их утесы. Отвесная скала, будто сотами, была пронизана зияющими входами в могилы древних. Темные отверстия глядели на него как беспощадные глаза легиона джиннов. Принц Нефер Мемнон содрогнулся и стал смотреть вдаль, украдкой сложив пальцами левой руки знак, отвращающий зло.
Он оглянулся на колонну и увидел, что со следующей колесницы сквозь клубящиеся облака пыли на него смотрит Таита. Пыль тонким слоем покрыла старика и его колесницу, и луч солнечного света, проникший до дна этой глубокой долины, блестел на частицах слюды так, что Таита, казалось, светился, будто воплощение одного из богов. Нефер виновато склонил голову, устыдившись того, что старик заметил его мимолетный суеверный страх. Никому из принцев крови Дома Тамоса не пристало выказывать подобную слабость, особенно ему, сейчас, когда он стоит на пороге зрелости. Однако Таита знал его как никто другой, ведь, наставник Нефера с самого младенчества, он был ближе к принцу, чем родители или кровные братья. Выражение лица Таиты никогда не менялось, но даже издалека взгляд его стариковских глаз, проникал Неферу в самую душу. Видящий все, понимающий все.
Нефер опять отвернулся и встал в полный рост рядом с отцом, который щелкал вожжами и подгонял лошадей длинным кнутом. Внезапно долина впереди открылась в большой амфитеатр, где лежали холодные развалины города Галлала. При первом же взгляде на знаменитое поле битвы Нефер затрепетал. Таита еще молодым человеком сражался здесь, когда полубог Тан, господин Харраб, уничтожил темные силы, угрожавшие Египту. Это случилось более шестидесяти лет назад, но Таита поведал принцу о битве во всех подробностях и столь живо, что Нефер будто сам присутствовал там в тот роковой день.
Отец Нефера, бог и фараон Тамос, подвел колесницу к россыпи камней от разрушенных ворот и остановил лошадей. Позади сто колесниц одна за другой в точности повторили маневр, и колесничие спустились с площадок, чтобы напоить лошадей. Когда фараон открыл рот, намереваясь заговорить, пыль, покрывавшая его лицо, стала крошиться на щеках и осыпаться по груди.
– Мой господин!
В ответ фараон приветствовал Великого Льва Египта, господина Нага, командующего его войском и любимого друга.
– Прежде чем солнце коснется вершин, мы должны оказаться далеко отсюда. Я хочу совершить ночной переход к Эль-Габару.
Синяя военная корона на голове Тамоса мерцала от слюдяной пыли, а глаза с крошечными влажными комочками грязи в уголках были налиты кровью, когда он взглянул на Нефера.
– Вас с Таитой я оставлю здесь.
Хотя Нефер знал, что возражать бесполезно, он все-таки решил: попытка не пытка. Войско шло на врага. Замысел фараона Тамоса был таков: двинуться в обход к югу через Большие Барханы и найти путь между горькими натровыми озерами, чтобы напасть на врага с тыла и пробить в центре его войска брешь, в которую могли бы хлынуть египетские легионы, собранные и ожидающие на берегу Нила напротив Абнуба. Тамос объединил бы два войска и, прежде чем враг оправится, погнал бы его мимо Тель эль-Даба и захватил вражескую цитадель Аварис.
Это был смелый, блестящий план; его осуществление позволило бы одним ударом завершить войну с гиксосами, бушевавшую на протяжении жизни двух поколений.
Нефера учили, что смысл его существования на этой земле – сражение и слава. Но даже в его нынешнем возрасте, четырнадцати лет, и то и другое пока ускользало от него. Он же всей душой стремился мчаться рядом с отцом к победе и бессмертию.
Протест не успел сорваться с губ принца: фараон опередил его.
– Что есть первая обязанность воина? – спросил он мальчика.
Нефер опустил глаза.
– Повиновение, великий, – тихо и неохотно ответил он.
– Всегда помни об этом. – Фараон кивнул и отвернулся.
Нефер чувствовал себя отвергнутым и брошенным. В его глазах была боль, верхняя губа дрожала, но пристальный взгляд Таиты заставил принца взять себя в руки. Мальчик поморгал, прогоняя слезы, глотнул воды из меха, висевшего на поручне сбоку колесницы, и повернулся к старому Магу, бойко тряхнув густыми, покрытыми спекшейся пылью кудрями.
– Покажи мне памятник, Тата, – приказал он.
Странная пара зашагала через скопление колесниц, мужчин и лошадей, запрудивших узкую улицу разрушенного города. Раздетые донага из-за сильной жары, два десятка солдат спустились по глубоким шахтам к древним колодцам и по цепочке передавали на поверхность ведра со скудными остатками горьковатой влаги. Когда-то эти колодцы вдосталь снабжали водой богатый густонаселенный город, безраздельно господствовавший на торговом пути от Нила к Красному морю. Затем, столетия назад, землетрясение разрушило водоносный слой и перекрыло подземный поток. Город Галлала обезлюдел от недостатка воды. Теперь ее едва хватало, чтобы утолить жажду двухсот лошадей и наполнить мехи, прежде чем колодцы иссякнут.
Таита вел Нефера по узким переулкам мимо храмов и дворцов, ныне населенных только ящерицами и скорпионами, пока они не достигли пустынной центральной площади. Посреди этой площади стоял памятник господину Тану и его победе над полчищами разбойников, которые едва не истребили самую богатую и могущественную нацию на земле. Памятник представлял собой внушающую ужас пирамиду из человеческих черепов, скрепленных вместе; перед ней стоял маленький храм из красных каменных плит. Более тысячи черепов, оскалив зубы, глядели на мальчика, когда он читал вслух надпись на каменном портике: «Наши отрубленные головы свидетельствуют о битве, в которой мы пали здесь от меча Тана, господина Харраба. Да прославят деяния этого могущественного повелителя мощь богов и праведных в грядущих поколениях. Так провозглашено в четырнадцатом году правления бога фараона Мамоса».
Сидя на корточках в тени памятника, Таита наблюдал за принцем. Тот двинулся в обход пирамиды и через каждые несколько шагов останавливался, уперев руки в бедра, желая изучить ее со всех сторон. Хотя лицо Таиты оставалось невозмутимым, в его глазах читалась любовь к этому мальчику. Она брала начало в жизнях двух других людей. Первой была Лостра, царица Египта. Таита, евнух, был оскоплен после возмужания и когда-то любил женщину. Из-за увечья любовь Таиты была чиста, и он щедро изливал ее на царицу Лостру, бабушку Нефера. Это была любовь столь всепоглощающая, что и теперь, спустя двадцать лет после смерти Лостры, она составляла основу его существования.