Таита ехал в центре группы тяжеловооруженных гиксосов. Трок вел их, но не пригласил Таиту ехать рядом с ним. С тех пор, как Таита отказался передать ему слова Нага, он держался отчужденно и равнодушно. Таита был доволен этим пренебрежением, потому что ему нужно было многое обдумать. В особенности о раскрытии тайны смешанной крови Нага, что обещало множество интересных возможностей.
Они ехали сквозь ночь, направляясь на запад, к реке и главной вражеской базе в Бубасти. Хотя время было еще ночное, движение на дороге становилось все более оживленным. Они видели тяжело груженных военными запасами длинные вереницы крытых повозок и телег, которые двигались в ту же сторону, что и они. В Аварис и Мемфис возвращалось столько же пустых повозок, выгрузивших свою кладь.
Когда они подъехали ближе к реке, Таита увидел костры гиксосских отрядов, стоявших лагерем вокруг Бубасти. Это было поле мерцающего света, протянувшееся на много миль в обе стороны вдоль берега реки, огромное скопление людей и в животных, невидимых в темноте.
На земле нет ничего, подобного запаху стоящего лагерем войска. По мере их приближения он становился все сильнее, пока не стал почти невыносимым. Это была смесь многих запахов: запаха конницы, навоза и дыма горящего кизяка, кожи и заплесневелого зерна. На него наслаивался запах немытого тела и гниющих ран, готовящейся пищи и бродящего пива, неубранного мусора и грязи, аммиачной вони от выгребных ям и куч экскрементов и еще более ужасное зловоние непогребенных тел.
В этой тошнотворной мешанине запахов Таита учуял еще одну отвратительную примесь. Ему показалось, что он узнал ее, но только когда один из страдальцев, пьяно покачиваясь, вышел наперерез его лошади, вынудив Таиту резко натянуть поводья, тот увидел розовые пятна на бледном лице и обрел уверенность.
Теперь он знал, почему Апепи был пока не в состоянии развить свою победу в Абнубе и почему он еще не послал колесницы прорваться на юг к Фивам, где египетское войско было изрядно потрепано. Таита подстегнул лошадь и, догнав Трока, спокойно спросил:
– Мой господин, как давно чума поразила ваши войска?
Трок так резко натянул поводья, что его лошадь затанцевала и закружилась под ним.
– Кто сказал вам это, Чародей? – спросил он. – Эта проклятая болезнь – результат вашего колдовства? Это вы наслали на нас мор? – Он сердито пришпорил коня и поскакал, не дожидаясь опровержения. Таита последовал за ним в благоразумном отдалении, но его глаза замечали каждую подробность того, что происходило вокруг.
К этому времени рассвело, но слабое солнце едва виднелось сквозь густую завесу тумана и древесного дыма, закрывающую землю и рассветное небо. Она придавала этим местам сверхъестественный, неземной вид, сходство с подземным миром. Люди и животные превратились из-за нее в темные демонические фигуры, а грязь от последнего разлива под копытами их лошадей казалась черной и клейкой.
Они миновали первую похоронную телегу, и солдаты вокруг Таиты прикрыли накидками рты и носы, спасаясь от зловония и злых духов, витающих над высокой горой голых, раздутых тел, лежащей на телеге. Трок пришпорил лошадь, чтобы быстрее проехать мимо, но впереди было много повозок с таким же грузом, которые почти перекрывали дорогу.
Затем они оставили позади одно из полей кремации, где с еще большего количества телег снимали их ужасный груз. Дров в этой земле не хватало, и огонь был недостаточно сильным, чтобы поглотить груды тел. Они трещали и вспыхивали, когда жир вытапливался из гниющей плоти, и от них поднимались облака черного жирного дыма, проникающего с каждым вдохом в рот и горло живых.
«Какая часть мертвых – жертвы чумы? – задался вопросом Таита. – И какая часть – жертвы войны с нашими войсками?» Чума походила на мрачный призрак, который шел в ногу с любым войском. Войска Апепи много лет стояли здесь, в Бубасти, в лагерях, кишевших крысами, стервятниками и падальщиками-аистами марабу. Его солдаты ютились среди собственной грязи, страдали от блох и вшей, ели гнилую пищу и пили воду из оросительных каналов, куда просачивалась вода из могил и с куч фекалий. Это были те условия, при которых чума процветала.
Ближе к Бубасти лагерные стоянки стали более многочисленными, шатры, хижины и лачуги тесными рядами подступали прямо к стенам и канавам, окружающим военный лагерь. Более удачливые из жертв чумы лежали под ветхими крышами из пальмовых листьев – скудной защитой от жаркого утреннего солнца. Другие лежали на растоптанных в грязь полях, оставленные жажде и стихиям. Мертвые соседствовали с умирающими, раненные в бою лежали рядом со страдающими кровавым поносом.
Хотя Таита обладал чутьем целителя, он ничем не хотел помочь им. Они были приговорены собственным числом: как один мог помочь столь многим? Более того, они были врагами Египта, и Таита не сомневался – мор послан богами. Если бы он излечил хоть одного-единственного гиксоса, это означало бы, что еще один солдат отправится маршем на Фивы и предаст его любимый город огню и разграблению.
Они въехали в крепость, и обнаружилось, что положение в ее стенах ненамного лучше. Жертвы чумы лежали там, где их сразила болезнь; крысы с бродячими собаками грызли тела и нападали даже на тех, кто все еще был жив, но слишком слаб, чтобы защититься.
Главным зданием в Бубасти был штаб Апепи – массивный и длинный дворец из земляных кирпичей, крытый соломой, стоящий в центре города. Конюхи у ворот приняли их лошадей, и один из них понес переметные сумы Таиты. Господин Трок повел Таиту через внутренние дворы и темные, с закрытыми ставнями залы, где в бронзовых жаровнях горели ладан и сандаловое дерево, чтобы скрыть зловоние чумы, доносившееся из города и с лагерных стоянок вокруг, но их пылающее пламя делало жаркий воздух вокруг едва выносимым. Даже здесь, в главном штабе, комнаты оглашали жуткие стоны жертв чумы и в темных углах лежали груды тел.
Часовые остановили приехавших перед запертой бронзовой дверью в самой глубине здания, но, как только узнали громадную фигуру Трока, расступились и позволили им пройти. Эта часть была личными покоями Апепи. Стены были увешаны великолепными коврами, мебель – из драгоценного дерева, слоновой кости и перламутра. Большей частью она была награблена во дворцах и храмах Египта.
Трок провел Таиту в маленькую, но роскошно обставленную комнату и оставил его там. Женщины-рабыни принесли кувшин шербета и блюдо зрелых фиников и гранатов. Таита потягивал напиток, но съел лишь несколько плодов. Он был всегда умерен в еде.
Ожидание затянулось. Солнечный луч, проникавший через единственное высокое окно, постепенно перемещался по противоположной стене, отмеряя ход времени. Лежа на одном из ковров и используя переметные сумы как подушку, он задремал, но в глубокий сон не провалился и мигом пробуждался при каждом шорохе. Время от времени он слышал далекий плач женщин и скорбные вопли – плач по покойнику – где-то за массивными стенами.
Наконец в проходе наружу послышались тяжелые шаги, и занавески на двери резко раздвинулись. В дверях стоял большой человек. Он был одет лишь в темно-красный льняной набедренник, подвязанный ниже большого живота золотой цепью. Его грудь покрывали седеющие кудри, жесткие как медвежий мех. На ногах были тяжелые сандалии, а голени закрывали жесткие ножные латы из выделанной кожи. Но у него не было меча или другого оружия. Его руки и ноги были массивными, как столбы храма, и покрыты боевыми шрамами, одни из которых были белыми и шелковистыми, давно залеченными, другие – недавними, багровыми и воспаленными. Его борода и плотный куст волос на голове также были тронуты сединой, и в них не хватало обычных лент и кос. Они не были смазаны маслом и расчесаны, а пребывали в небрежном беспорядке. Темные глаза смотрели возбужденно и растерянно, а толстые губы под большим крючковатым носом кривились, словно от боли.