Наблюдая с крыши западной части храма, Таита увидел, как река изменила цвет, и вздрогнул от предчувствия беды. Ему показалось, что на мгновение солнце в высоком египетском небе померкло, и в тот же миг синие воды реки окрасились в цвет крови. Но когда он взглянул вверх, там не оказалось ни облака, ни стаи птиц, которые могли бы затенить солнечные лучи, а когда он посмотрел вниз, вода в реке снова была лазурно-синей.
Теперь Наг породнился с царской кровью, и Нефер лишен даже этой защиты. Я – его единственный щит, но я – один и стар. Хватит ли мне сил отогнать кобру от неоперившегося сокола? Дай мне твою силу, божественный Гор. Ты был моим щитом и моим копьем все эти годы. Не оставь меня сейчас, могущественный бог.
* * *
Господин Наг и две его новые жены в царственном великолепии ехали обратно к воротам дворца по священной дороге, охраняемой рядами гранитных львов. Там они сошли с повозки и двинулись во главе процессии через сады к пиршественному залу. Большинство гостей прибыли раньше и пробовали вино из виноградников храма Осириса. Когда свадебная процессия вошла, шум стал оглушителен. Наг вел под руки обеих своих молодых жен. Трио с достоинством проследовало через толпу и бегло осмотрело соответствующие такому важному случаю груды подарков, сложенных посреди пиршественного зала. Апепи прислал колесницу, покрытую золотым листом. Она так блестела, что даже в слабо освещенном зале было трудно смотреть на нее прямо. Из Вавилона царь Саргон прислал сто рабов, и каждый из них держал ларец из сандалового дерева, наполненный ювелирными изделиями, драгоценными камнями, или золотыми сосудами. Рабы преклонили колени перед регентом и сложили к его ногам свою ношу. Наг коснулся каждого ящика в знак того, что дар принят. Фараон Нефер Сети по предложению господина Нага передал своему шурину пять обширных поместий на берегу реки.
Писцы вычислили, что все эти сокровища стоили более трех лакхов чистого золота. Регент теперь был почти так же богат, как его фараон.
Когда супружеское трио заняло свои места во главе свадебного стола, дворцовые повара накрыли для них и их гостей пиршественный стол, на который тысяча рабов поставила сорок различных блюд. Там были хоботы слонов, языки буйволов и филе нубийской горной козы, мясо дикого кабана и бородавочника, газели и нубийского каменного козла, варана и питона, крокодила и гиппопотама, волов и овец. Были поданы все виды нильской рыбы, от усатого сома, чья плоть истекала густым желтым жиром, до беломясого окуня и леща. С северного моря быстрой речной галерой из дельты были доставлены тунец, акула, групер, лангуст и краб. Птиц воздуха, среди них и лебедей-шипунов, три вида гусей, многочисленные разновидности уток, а также жаворонков, дрофы, куропаток и перепелов зажарили, испекли или зажарили на решетке, замариновали в вине или диком меде, или начинили травами и специями с Востока. Ароматный дым и запахи готовящейся пищи вдыхали толпы нищих и простых людей у ворот дворца и те, кто столпился на противоположном берегу реки или заполнял фелюги на середине реки, соперничая за возможность поглядеть на празднество поближе.
Для увеселения гостей позвали музыкантов и жонглеров, акробатов и дрессировщиков. Взбешенный шумом, один из огромных бурых медведей порвал цепь и убежал. Группа гиксосской знати во главе с господином Троком преследовала его через сады с пьяными криками и убила испуганное животное на берегу реки.
Царя Апепи до того возбудили гибкость и атлетизм двух ассирийских женщин-акробаток, что он схватил обеих под мышку и унес, пинающихся и визжащих, с площадки для танцев в свои палаты. Вернувшись, он поведал Таите:
– Одна из них, та симпатичная с длинными кудрями, оказалась мальчиком. Я так удивился, когда обнаружил, что на самом деле у него между ног, что чуть не позволил ему убежать. – Он громко захохотал. – К счастью, ему не удалось сбежать, поскольку он оказался аппетитнее подружки.
К вечеру большинство гостей напились или так набили живот, что немногие могли держаться на ногах, когда господин Наг и его невесты удалились. Как только они вошли в жилую часть дворца, Наг приказал, чтобы няни увели Мерикару в ее палату.
– Обращайтесь с ней поласковее, – предупредил он. – Бедный ребенок спит на ходу.
Затем он взял Гесерет за руку и повел в свои роскошные палаты, окнами выходившие на реку. Темные воды Нила были усыпаны отражениями золотых звезд.
Едва они вошли в палату, служанки Гесерет увели ее за бамбуковую ширму, чтобы снять с нее свадебное платье и драгоценности.
Брачное ложе было покрыто овчиной, выбеленной до чистейшего цвета. Господин Наг тщательно осмотрел ее и, убедившись в ее чистоте, вышел на террасу и глубоко вдохнул прохладный речной воздух. Раб принес ему чашу вина с пряностями, и он благодарно потягивал его. Это была первая чаша, которую он позволил себе за весь вечер. Наг знал, что одна из самых важных тайн выживания состоит в том, чтобы в присутствии врагов держать ум ясным. Он наблюдал, как все прочие гости напивались до жалкого состояния. Даже Трок, к которому он питал такое большое доверие, уступил своей животной природе – последний раз, когда Наг видел родича, того обильно рвало в чашу, которую держала перед ним симпатичная ливийская девушка-рабыня. Закончил, Трок вытер рот набедренником девушки, затем задрал его рабыне на голову, повалил девушку на травяной газон и оседлал сзади. Утонченная натура Нага была оскорблена этим зрелищем.
Он вернулся в палату, когда в нее вошли два раба, с трудом несшие котел горячей воды, в котором плавали лепестки лотоса. Наг поставил винную чашу и пошел искупаться. Один из рабов вытер и заплел его волосы, другой принес ему чистую белую одежду. Наг отпустил их и вернулся к брачному ложу. Затем он лег на него, вытянув длинные, изящные руки и ноги, и положил голову на инкрустированный золотом подголовник из слоновой кости.
В дальнем конце палаты послышался шелест одежды и женский шепот. Он узнал хихиканье Гесерет, и это возбудило его. Приподнявшись на локте, он посмотрел на бамбуковую ширму.
Вырезы в ней были достаточно велики, так что он мог видеть дразнящие проблески бледной гладкой кожи.
Власть и политические устремления были главными причинами этого брака, но не единственными. Хотя Наг по складу характера был воином и авантюристом, он был сладострастен и чувственен по природе. В течение многих лет он тайно наблюдал за Гесерет, и его интерес к ней возрастал с каждым этапом ее движения к женственности; с раннего детства до застенчивого девичества и затем в тот дразнящий период, когда ее маленькие груди увеличились и детский жир стаял, оставив ее тело тонким и изящным. Изменился и ее запах: всякий раз, когда она была близко, он ощущал слабый сладкий мускусный запах женственности, который приводил его в восторг.
Однажды во время охоты с соколом Наг наткнулся на Гесерет и двух ее подруг, собиравших цветы лотоса, чтобы сплести из них гирлянды. Она взглянула на него, когда он стоял над ними на берегу реки; ее влажный набедренник лип к ногам, так что кожа просвечивала сквозь тонкое полотно. Гесерет отвела волосы со щек невинным жестом, который, однако, был чрезвычайно эротичным. Хотя ее лицо оставалась серьезным и целомудренным, потупленные глаза намекали на скрытое в ней сладострастие, которое очаровала его. Это длилось всего мгновение; затем она позвала подруг и с плеском побежала к берегу и дальше через травяной луг к дворцу. Он смотрел на ее мелькающие длинные, мокрые ноги, на круглые ягодицы, подрагивающие и меняющие форму под льняным набедренником, и внезапно его дыхание стало неглубоким и частым.