Питер отдал приказ. Солдаты набросили на Сару одеяло и увели в одну из хижин.

— Мой господин… — Она повернула к нему полное страдания лицо.

— С ней не должны жестоко обращаться.

— Никто и не думал, — сказал Питер. — И не станет, если ты не вынудишь нас так поступить.

Он придвинул к Тунгате блюдо с лепешками.

— Она должна быть вывезена из страны и доставлена в представительство Международного Красного Креста в Францистауне.

— Легкий самолет уже ждет на полосе рядом с миссией Тути. Ешь, товарищ, силы еще понадобятся тебе.

— Когда она будет в безопасности, она свяжется со мной по радио или по телефону и произнесет условное слово, которое я скажу ей перед отъездом.

— Согласен. — Питер налил Тунгате горячего сладкого чаю.

— Мы должны остаться наедине, чтобы договориться об условном слове.

— Ты можешь поговорить с ней, — согласился Питер, — но на этом плацу. Никто из моих людей не подойдет ближе, чем на сто ярдов, но на вас будет наведен пулемет. Я даю тебе ровно пять минут.

* * *

— Я подвела тебя, — сказала Сара.

Тунгата уже начал забывать, как прекрасна она была. Вся его душа была переполнена любовью к ней.

— Нет, — успокоил ее он. — Это было неизбежно. Твоей вины нет. Ты пришла в школу не ради себя, а чтобы выполнить свой долг.

— Мой господин, чем я могу помочь тебе? — Слушай, — он заговорил быстро и тихо. — Некоторым из моих людей удалось улизнуть от Третьей бригады Фунгаберы. Ты должна найти их. Думаю, они сейчас в Ботсване. — Он назвал ей имена, она точно их повторила. — Скажи им…

Она запомнила все, что он сказал, и повторила слово в слово.

Тунгата заметил краешком глаза, что к ним направляются солдаты. Пять минут истекли.

— Когда ты будешь в безопасности, тебе разрешат поговорить со мной по радио. Чтобы я понял, что с тобой все в порядке, скажешь: «Твоя прекрасная птичка взлетела быстро и высоко». Повтори.

— О, мой господин, — она едва не разрыдалась.

— Повтори!

Она подчинилась, а потом бросилась в его объятия. Она прижалась к нему, а он — к ней.

— Я еще увижу тебя?

— Нет. Ты должна забыть меня.

— Никогда. — Сара зарыдала. — Я никогда не забуду тебя, мой господин, даже если доживу до старости.

Охранники растащили их. На плац выехал «лендровер», в него посадили Сару.

Он увидел в заднем окне ее лицо, ее прекрасное лицо.

* * *

На третий день охранники вывели Тунгату из камеры и доставили на командный пункт Питера Фунгаберы.

— Женщина готова говорить с тобой. Вы будете разговаривать только по-английски. Разговор будет записываться, — Питер показал на установленный рядом с рацией магнитофон. — Если ты попытаешься передать сообщение на синдебеле, его переведут.

— Условные слова будут произнесены на синдебеле, — сказал Тунгата.

— Это допускается, но ничего, кроме них. — Он критически оглядел Тунгату. — Очень рад, что ты так хорошо выглядишь, товарищ. Немного пищи и отдых творят настоящие чудеса.

Тунгата был одет в летнюю старую, но выстиранную и отглаженную форму. Он все еще выглядел изможденным и слабым, но кожа уже не казалась серой и пыльной, а глаза блестели. Опухоль на щеке от укуса гадюки спала, рана была покрыта сухой коркой без признаков инфекции.

Питер Фунгабера кивнул капитану и передал микрофон Тунгате, одновременно нажав кнопку «запись» магнитофона.

— Говорит Тунгата Зебив.

— Мой господин, это Сара. — Ее голос был искажен помехами, но он все равно узнал бы его среди сотен других. Он едва не задохнулся от любви в ней.

— Ты в безопасности?

— Я в Францистауне. Обо мне заботится Красный Крест.

— У тебя есть сообщение для меня?

— Твоя прекрасная птичка взлетела быстро и высоко, — сказала она на синдебеле. — Я встретилась с людьми. Не отчаивайся.

— Хорошо, я хочу, чтобы ты…

Питер Фунгабера выхватил микрофон из его руки.

— Извини, товарищ. Я плачу за звонок.

Он поднес микрофон к губам и нажал кнопку передачи.

— Конец связи.

Питер бросил микрофон капитану.

— Пусть разговор переведет один из матабелов, которому мы доверяем. Перевод немедленно принеси мне.

Он повернулся к Тунгате.

— Каникулы закончились, товарищ, пора приниматься за работу. Отправимся в путь?

* * *

Удастся ли ему затянуть поиски гробницы Лобенгулы надолго? Дорог был каждый час — еще один час жизни, еще один час надежды.

— Прошло почти двадцать лет с тех пор, когда дед показал мне место. Я многое забыл…

— Твоя память ясна, как небо над нашими головами, — перебил его Питер Фунгабера. — Всем известна твоя способность запоминать лица и имена, товарищ. Я сам видел, как ты выступал на ассамблее без записей. Кроме того, вертолет доставит нас прямо до места.

— Так не получится. Я приходил туда пешком. С воздуха я не увижу ориентиров.

Они повторили по полузаросшим дорогам путь, проделанный Тунгатой и старым Гидеоном много лет назад, и Тунгата действительно не смог найти начальную точку — россыпь камней в русле реки и скалу, похожую на спящего льва. Три дня ушли на поиски, Фунгабера становился все более раздраженным, пока они наконец не пришли в крошечную деревню с лавкой, которую Тунгата смог вспомнить.

— Хау! Старая дорога. Да, мост снесло потоком много лет назад. Им больше не пользуются, а новая дорога проходит так…

Наконец они нашли заброшенную дорогу и через четыре часа вышли к сухому руслу. Старый мост обрушился, превратившись в заросшие лианами бетонные глыбы, но каменная стена выше по течению выглядела так же, как и во время первого путешествия, и Тунгата ощутил приступ ностальгии. Ему показалось, что старый Гидеон находится рядом, он, виновато оглянувшись, даже прошептал:

— Прости меня, Баба, мне придется нарушить клятву. Странно, но мнимое присутствие старого Гидеона подействовало на Тунгату успокаивающе.

— Дорога здесь, — сказал он.

Они оставили «лендровер» у разрушенного моста и пошли дальше пешком.

Тунгата пошел впереди, за ним следовали два вооруженных десантника. Он шел неторопливым шагом, вызывавшим раздражение Фунгаберы, который замыкал маленькую колонну. Тунгата дал волю своему воображению. Он вдруг почувствовал себя участником исхода матабелов почти сто лет назад, стал воплощением своего прапрадеда Ганданга, сохранившего верность королю до последней минуты. Он почувствовал отчаяние побежденного народа, ужас от того, что в любой момент из леса могли появиться белые преследователи со своими трехногими лающими пулеметами. Казалось, он слышал причитания женщин и детей, мычание скота, нашедшего свою смерть в этом суровом неприветливом месте.