За кругленьким стеклышком сверкнул голубой глаз старика:
– Мне будет приятно, если браслет какое-то время побудет здесь. И кроме того, вы, мой друг, обрели репутацию достаточно знающего эксперта, с тех пор как решили заделаться торговцем.
Саркастический оттенок сказанного не ускользнул от Морозини, и он тут же парировал:
– Неужели вы находите, что это похоже на торговую лавку? Вы меня удивляете.
И князь широким жестом указал на роскошную обстановку своего кабинета, где старинные резные панели, превращенные в книжные шкафы со стеклами, стояли по бокам незаконченной фрески Тьеполо. Выкрашенные серой краской двух тонов, они великолепно сочетались с мягким желтым цветом бархатной обивки и дорогого китайского ковра, на котором стояло мало мебели, но она была очень красива: бюро эпохи Мазарини, выполненное Анри-Шарлем Булем, и три кресла того же времени, обтянутые бархатом, а самое главное – большая конторка из позолоченного дерева, на которой лежала широко раскрытая, иллюстрированная миниатюрами книга антифонов, а доска для письма опиралась на орла с распростертыми крыльями.
Лорд Килренен непринужденно пожал плечами:
– Вы прекрасно знаете, что нет, но тем не менее вы же стали коммерсантом, хотя принадлежите к одной из двенадцати так называемых «апостольских семей», которые пришли на почти пустынный остров и в 697 году избрали первого дожа Паоло Анафесто... Вот почему это прискорбно!
Морозини ответил легким ироническим поклоном:
– Отдаю должное вашей эрудиции, сэр Эндрю, но поскольку вы так сведущи в нашей истории, то должны бы знать, что венецианцы, в том числе и представители древних родов, никогда не стыдились заниматься торговой деятельностью, потому что именно благодаря торговле, опиравшейся на оружие, Светлейшая Республика достигла такого богатства в древние времена. И хотя некоторые из моих предков командовали кораблями, эскадронами и даже время от времени были правителями города, нижний этаж этого дворца, который я приспособил под свой магазин и конторы, прежде был складом. И кроме того, у меня не было выбора, я хотел сохранить по крайней мере эти стены. А теперь, если вы считаете, что я опустился...
Он взял со своего стола футляр и решительным жестом протянул его собеседнику. Шотландец оттолкнул его руку.
– Простите меня! – прошептал он. – Я был бестактен... Наверное, потому, что хотел испытать вас. Оставьте браслет у себя и продайте его!
– Постараюсь исполнить вашу просьбу в кратчайшие сроки...
– Никакой спешки не требуется! Делайте так, как лучше, вот и все!..
– Когда я вас снова увижу?
– Может быть, никогда! Я собираюсь вернуться в Индию, затем поплыву по Тихому океану, спускаясь к Патагонии, а в моем возрасте....
Вручив лорду квитанцию и записав адрес его банка, Морозини проводил посетителя до лодки, которая должна была отвезти его на яхту. Но в тот момент, когда они прощались, старик на секунду задержал руку Альдо.
– Чуть не забыл! Продавайте кому хотите... только не моему соотечественнику! Вы поняли меня?
– Нет, но если таково ваше желание...
– Больше, чем желание, это обязательное условие. Ни за какие деньги браслет Великих Моголов не должен попасть в британский дом!..
С тех пор как князь-антиквар стал заниматься торговлей, он достаточно часто сталкивался с капризами клиентов, чтобы удивиться подобному требованию.
– Будьте спокойны! Душе Мумтаз-Махал не придется гневаться, – заверил он, в последний раз помахав на прощанье.
Вернувшись в свой рабочий кабинет, Морозини не смог противиться желанию еще раз полюбоваться на драгоценную вещь. Он опять зажег лампу и несколько минут ублажал взор и душу созерцанием драгоценных камней. Страсть, которую внушали ему прекрасные камни, – особенно если у них было историческое прошлое, – нарастала с такой же быстротой, с какой активизировалась торговля в его «лавке древностей».
Задуманное им предприятие сразу увенчалось успехом. Едва прошел слух, что дворец Морозини превращается в выставочный салон по продаже антиквариата, как сюда нахлынули толпы туристов и любопытных. В основном это были американцы. Они прибывали на забитых до отказа судах и высаживались в Европе, где их пока еще плохо знали. Американцы набивали чемоданы, загружали до предела свои теплоходы, скупая все подряд и почти не торгуясь. «How much?» – «Почем?» – спрашивали они гнусавыми, хрипевшими, как старый фонограф, голосами и тут же расплачивались.
Морозини, например, с невероятной быстротой и за немыслимую цену продал им кое-какую мебель, гобелены и другие вещи, которыми пожертвовал, чтобы наладить дело. За три месяца он мог бы продать все, что находилось в его дворце, и, сколотив состояние, удалиться, ибо клиенты, ослепленные великолепием здания, в котором находился этот удивительный магазин и которое насчитывало несколько столетий – оно было облицовано мрамором, расписано фресками и украшено обилием гербов, – готовы были пойти на любые безумства. Хозяин по меньшей мере двадцать раз отказывался продать сами эти стены по цене, которая вполне соответствовала стоимости Дворца Дожей!
Обеспечив себя, Морозини мог теперь и сам заняться поисками редких предметов. В первую очередь его интересовали драгоценности, поскольку таково было его увлечение, но, кроме того, он надеялся отыскать след исчезнувшего сапфира.
Пока эти поиски ни к чему не привели. Однако его репутация знатока старинных драгоценных камней упрочилась, и в первую очередь благодаря фантастической удаче: в одном римском доме; подлежащем сносу, куда Морозини пришел, чтобы купить деревянные панели, он обнаружил в грубой породе, смеси гальки и затвердевшего ила, на три четверти вросший в нее грязный зеленый камень; после его очистки Морозини установил, что это был не просто огромный изумруд, но один из тех камней, которыми пользовался Нерон, наблюдая за зрелищами на арене. Находка оказалась настоящим триумфом для антиквара.
Посыпались предложения о покупке камня, но Морозини позволил себе элегантный жест и отдал драгоценность в музей Капитолия, уступив ее за символическую цену, что не пополнило его кассу, но принесло ему известность. Нельзя забывать и о том факте, что венецианская аристократия, которая откровенно игнорировала его на первых порах, поспешила вернуть ему свое расположение. С ним стали консультироваться по поводу древних камней, и теперь, в 1922 году, он уже был близок к тому, чтобы стать одним из лучших европейских экспертов по драгоценностям, хотя и продолжал покупать старинную мебель и раритеты.
Разглядывая браслет, Морозини сожалел, что не может приобрести его для себя: это украшение могло бы стать самой удивительной частью его маленькой коллекции, которую он начал недавно собирать. Но каким бы многообещающим ни казалось начало его деятельности, Морозини еще не мог позволить себе безумных трат, а покупка браслета таковой и была.
Преодолев соблазн, он поспешил запереть драгоценность в усовершенствованный тайник, оборудованный по его заказу за панелью с секретом. Незаметный тайник был намного скромнее по размерам, нежели огромный непробиваемый и нетранспортабельный средневековый сундук, где Морозини официально хранил документы и камни. В глубине души он был рад хотя бы тому, что перед тем, как продаст украшение могольской принцессы в какую-нибудь частную коллекцию, успеет еще получить наслаждение, подержав в руках это чудо и полюбовавшись им. Это утешало.