Итак, устроив Ги среди панелей красного дерева, зеркал, ковров и бархатных занавесей купе спального вагона, Морозини вновь оказался лицом к лицу со всеми своими сложностями. Чувствовал он себя намного лучше, но от Видаль-Пеликорна не было никаких известий, – это действовало на нервы.
Г-жа де Соммьер взвинтила его окончательно самым невинным вопросом:
– А о подарке ты подумал?
– О подарке? О каком еще подарке? – буркнул Альдо.
– Ты ведь приглашен на свадьбу на будущей неделе! Молодым принято посылать подарки что-нибудь для их будущего общего дома. В зависимости от достатка гостя и от того, насколько тесна его дружба с новобрачными, это может быть все, что угодно, – от лопатки для торта или сахарных щипчиков до стенных часов эпохи Регентства или картины известного мастера. Глаза г-жи де Соммьер лукаво блеснули. – Или, может быть, ты уже раздумал знаться с этими людьми?
– Я обязан быть на этой свадьбе!
– И упрямец же ты! Не понимаю, какое ты получишь от этого удовольствие... если только не собираешься похитить новобрачную по окончании церемонии, – со смехом добавила маркиза, не подозревая, как близка к истине. По счастью, она как раз в эту минуту наливала себе шампанского и не заметила, что Альдо покраснел, как спелая вишня. Чтобы скрыть от нее свое лицо, пока оно не обретет прежний цвет, он встал и направился к двери, бросив на ходу:
– Извините меня, я должен позвонить Жилю Вобрену.
Голос тети Амелии настиг его уже на пороге:
– Да ты спятил? Ты что, собираешься разориться в пух и прах у лучшего в Париже антиквара ради этого бандита Фэррэлса? И между прочим, еще один вопрос: кому ты пошлешь подарок? Ему или ей?
– Обоим, поскольку они уже живут под одной крышей. Что, на мой взгляд, не вполне прилично!
– Не могу с тобой не согласиться: я находила это просто возмутительным. Слава Богу, произошли кое-какие перемены: позавчера Солманские перебрались в «Ритц», в самые роскошные апартаменты. Говорят, никогда еще туда не приносили столько цветов. Наш торговец пушками обобрал всех парижских цветочников ради своей любимой.
Морозини восхищенно присвистнул:
– Черт возьми! Откуда вы все знаете? Неужели на Вандомской площади у вашей Мари-Анжелины не меньше знакомых, чем в церкви Святого Августина?
– Нет, это было бы уж слишком. Но Клементина д'Авре, эта старая сорока, завтракала в «Ритце», а потом зашла навестить меня. Оливье Дабеска плакался ей в жилетку: он был вынужден отказать какому-то там махарадже, который требовал королевские апартаменты, – их пришлось отдать невесте... Так кому же ты пошлешь подарок?
– Ему, конечно, но будьте спокойны: я выберу лопатку для торта!
В действительности же на следующий день Морозини приобрел римскую бронзовую статуэтку I века нашей эры. Статуэтка изображала Вулкана, выковывающего молнию Юпитера. Лучшего символа нельзя было придумать для торговца оружием! Скупиться на подарок Фэррэлсу казалось Альдо мелочным: как-никак, он собирался украсть у этого человека его юную невесту и драгоценность, которую – справедливо ли, нет ли – тот считал достоянием своих предков.
– Беда в том, – заметил Адальбер, узнав о подарке, – что бедняга Вулкан, женившись на Венере, не нашел счастья в браке. Вы забыли об этом, или следует видеть здесь умысел?
– Ни то, ни другое, – небрежно бросил Альдо. – Невозможно учесть все!..
За два дня до свадьбы сэра Эрика Фэррэлса с очаровательной польской графиней – свадьбы, о которой судачил весь Париж, – не осталось ни одной свободной комнаты в отелях и на сельских постоялых дворах от Блуа до Божанси. Приглашенных было слишком много, чтобы разместить всех в замке, да еще фотографы из крупных и мелких газет и жадные до сплетен журналисты, не говоря уж о полиции и множестве любопытных – празднество намечалось грандиозное.
Для Альдо и Адальбера, однако, такой проблемы не существовало: оба были на месте событий уже к вечеру 15-го. Первого старинная подруга тети Амелии по монастырю пригласила погостить в прелестную усадьбу близ Мера, и он отправился туда на «керосиновой машине» маркизы. Второй, получив сразу два приглашения – от Фэррэлса и от молодого Солманского, – с оглушительным треском въехал в замок на своем красном «Амилькаре». Благодаря этому метеору – он мог развивать скорость до ста пятидесяти километров в час, но тормоза его действовали только на задние колеса – о прибытии Видаль-Пеликорна знали все не только в соседней деревне, но даже за ее пределами.
Там же, на месте, уже поджидало третье действующее лицо, которому археолог отвел первостепенную роль, – именно этот человек должен был увезти Анельку и прятать ее, пока не утихнут поиски. Он был на месте уже пять дней и удил щук на другом берегу Луары в ожидании своего выхода. Звали его Ромуальд Дюпюи, он был братом-близнецом Теобальда Дюпюи, верного камердинера Адальбера.
Братья так походили друг на друга, что даже сам Видаль-Пеликорн не всегда различал их. Оба были одинаково преданы археологу, с тех пор как во время войны тот спас жизнь Теобальду, рискуя своей. Для близнецов это было все равно как если бы он спас обоих.
Итак, Ромуальд приехал пять дней назад на мотоцикле, выдавая себя за журналиста, и ухитрился снять домик у местного рыбака, а заодно получил разрешение пользоваться его лодкой все это, конечно, за бешеные деньги. Домик стоял почти напротив замка – такое местоположение подходило идеально. И вот с тех пор он убивал время, посиживая с удочкой.
Из лодки, скрытой серебристыми ветвями плакучих ив, он мог наблюдать – как невооруженным глазом, так и с помощью бинокля – за длинным белым строением, которое воздыхатели одной королевской фаворитки называли дворцом Армиды, спустившимся на облаках на берег Луары.
Окруженный огромным парком, замок стоял подобно подношению богам над пышными садами, которые уступами спускались к реке по обе стороны от величественного парадного крыльца; здание меняло оттенки в зависимости от цвета неба и было почти неправдоподобно красиво. Под гонимыми ветром легкими облаками казалось, будто замок вот-вот взлетит. Это была завораживающая картина – каждый день, каждый час разная.
Рано утром в день свадьбы, когда Ромуальд выглянул в окно, он решил, что видит сон: на том берегу все было бело, как будто всю эту майскую ночь шел снег. Сады на террасах покрылись белоснежными цветами, а по зеленому ковру лужайки, соперничая с ними белизной оперения, величественно разгуливали павлины. Все это было подобно грезе, а невидимый наблюдатель умел ценить прекрасное. Чтобы сотворить это чудо, потребовалась, должно быть, целая армия садовников, работавших всю ночь напролет со скоростью ветра. Накануне в замке допоздна горели огни, там был прием по случаю гражданского бракосочетания, так что в распоряжении чародеев с мотыгами и граблями оставалось всего несколько, предрассветных часов. Ромуальду подумалось, что та, ради которой влюбленный мужчина способен творить такие чудеса, верно, неземная красавица.