За последние два года Лероукс стал легендой для британцев, и поэтому лейтенант смотрел на него с искренним любопытством.
— И что это за послание? — резко спросил Син.
— Простите, сэр. — Юноша с трудом отвел взгляд от Жан-Поля. — Все лидеры буров встречаются в Вирнингинге. Мы гарантируем им безопасность до прибытия в гарнизон. Генерал Ачесон хотел, чтобы Лероукс связался со своими командирами и передал им наши условия. Но теперь это нетрудно будет сделать. Вы чертовски хорошо поработали, сэр. Пожалуйста, передайте генералу Ачесону, что мы будем в Вирнингинге завтра.
Они видели, как патруль скрылся за каньоном.
— Итак, — прорычал Лероукс, — это капитуляция.
— Нет, — возразил Син, — это мир!
Начальная школа в Вирнингинге была превращена в офицерский госпиталь. Син лежал на полевой кровати и от нечего делать рассматривал портрет президента Крюгера, висевший на противоположной стене.
Таким образом он тянул время. Коуртни писал письмо, но пока его хватило только на адрес, дату и имя адресата — Рут.
Десять дней назад колонна вернулась из вельда, в тот же день врачи сделали операцию на пищеварительном тракте и вынули пулю. Он написал:
«Сейчас я поправляюсь после небольшой раны, полученной две недели назад у реки Вааль. Поэтому не обращай внимания на мой нынешний адрес. (Он начал новый абзац.)
Бог знает, как мне тяжело писать о событиях, одинаково болезненных для нас обоих. Должно быть, ты уже получила официальное уведомление о смерти Соула. Мне нечего особо добавить к этому, кроме того, что он умер как герой. Во время атаки. Он умер мгновенно.
Я знаю, что ты хочешь в одиночестве пережить свое горе. Мне врачи разрешат путешествовать только через несколько недель. К тому времени, надеюсь, тебе станет полегче и ты разрешишь мне навестить тебя в Питермарицбурге и лично выразить свои соболезнования.
Уверен, что малышка Темпест растет и становится все красивее. Очень хочу ее видеть».
Син долго думал, как закончить послание, и наконец подписался «твой верный друг». Вложив письмо в конверт, он кинул его в почтовый ящик, находящийся у кровати.
Потом он лег на подушку. Тупая и ноющая боль в желудке снова дала о себе знать.
Через какое-то время боль усилилась, и он стал исподтишка оглядываться, так как хотел убедиться, что нянечка не заметит ухудшения его состояния.
Потом он поднял простыню, задрал рубашку и стал разматывать бинт. Наконец показались края раны, зашитой черным конским волосом, таким жестким, что он напоминал колючую проволоку. Он ненавидел болезни — особенно свои. Постепенно отвращение сменилось приступом бессильной ярости, когда он рассматривал рану.
— Оставь ее в покое, старина. Оттого, что ты на нее смотришь, она не заживет.
Син был так поглощен созерцанием этого отвратительного зрелища, что не услышал, как кто-то вошел.
Несмотря на то что Лероукс сильно хромал на правую ногу и поэтому ходил с палкой, для такого великана он передвигался очень тихо. Он подошел к кровати и весело улыбнулся Сину.
— Поль! — С чувством вины Син опустил простыню.
— Привет, Син. Как дела?
— Неплохо. А у тебя?
Лероукс пожал плечами:
— Они говорят, что эта штука понадобится мне еще долгое время. — Он ткнул в пол металлическим наконечником палки. — Могу я присесть?
— Конечно. — Син подвинулся.
Жан-Поль тяжело опустился на край кровати, вытянув вперед больную ногу. Его одежда была свежевыстиранной, манжеты куртки заштопаны, на локтях красовались заплаты, дыра на бриджах заштукована грубыми мужскими стежками.
Аккуратно подстриженная борода имела прямоугольную форму. Раны на запястьях скрывали бинты, пропитанные йодом. Но грива рыжих волос никак не поддавалась. Осунувшееся лицо обветрилось и стало коричневым от загара.
— Так удобно? — поинтересовался Син.
— Да, — ответил Лероукс и уставился на руки. Воцарилось молчание, им обоим трудно было подобрать нужные слова.
— Закуришь, Поль? — спросил Син и полез в тумбочку у кровати.
— Спасибо.
Они курили в полной тишине. Лероукс смотрел на кончик сигары.
— Хороший табак, — выдавил он.
— Да, — согласился Син и глубоко затянулся. Лероукс закашлялся, взяв сигару в другую руку.
— Я подумал, почему бы мне не навестить тебя, и пришел, — сказал Жан-Поль.
— Я рад.
— Итак, с тобой все в порядке?
— Да, со мной все в порядке.
— Это хорошо. — Лероукс глубокомысленно кивнул. — Ну ладно. — Он медленно встал. — Думаю, мне пора идти. Мы снова встретимся через час. С мыса Доброй Надежды прибыл Джанни Смуте.
— Я слышал.
Госпиталь гудел от сплетен по поводу того, что происходит в большой палатке у станции. Под председательством старого президента Стейна командиры буров решали дальнейшую судьбу народа. В палатке спорили Де Вет, Нейманд, Боза, герцог Сус и другие. В течение последних двух лет эти имена гремели по всему миру. А теперь появился и последний из могикан — Джанни Смуте. Его коммандос осаждали маленький городок О'Кип на севере мыса Доброй Надежды. Он оставил их, сел на поезд и приехал. Теперь они совещались. И если все эти вершители судеб ничего не добились за последние проклятые годы, то, по крайней мере, завоевали любовь буров. Крохотная группка уставших от войны людей когда-то сражалась с самой грозной армией мира.
— Я слышал, — повторил Син и импульсивно развел руками. — Удачи тебе, Жан-Поль.
Лероукс схватил его за руку и горячо затряс, задыхаясь от переполнявших его эмоций.
— Син, мы должны поговорить. Мы должны, — выпалил он.
— Садись, — предложил Син.
Лероукс снова присел на кровать.
— Что я должен делать, Син? — спросил он. — Только ты можешь что-то посоветовать мне. А не те… те другие, из-за моря.
— Ты встречался с Китченером и Милнером. — Эта фраза прозвучала не с вопросительной, а с утвердительной интонацией, так как Син знал об этой встрече. — О чем они тебя просили?
— О худшем, — с горечью произнес Лероукс. — О капитуляции.
— Ты согласишься?
Помолчав, Жан-Поль поднял голову и посмотрел в глаза Сину.
— До этого мы сражались, чтобы жить, — начал он, — а теперь будем сражаться, чтобы умереть.
— И что ты намерен предпринять? — мягко поинтересовался Син.
— Смерть — не худшее из зол. Мы не можем жить в рабстве. — Лероукс повысил голос. — Это моя земля.
— Нет, — резко возразил Син. — Это еще и моя земля. И земля моего сына. — Его голос смягчился. — В жилах моего сына течет твоя кровь.