– Ну, что бы он ни сделал, оно того стоило, – улыбнулся Шон. – Видел, как я его поколотил?

– Не надо было этого делать, Шон. Па убьет нас. Меня тоже, а ведь я ни в чем не виноват.

– Ты чихнул, – напомнил Шон.

Они поднялись на мост и остановились у парапета, глядя на воду.

– Как твоя нога? – спросил Шон.

– Болит. Думаю, надо отдохнуть.

– Хорошо, пусть так, – согласился Шон.

Наступило долгое молчание. Потом:

– Зря ты это сделал, Шон.

– Снявши голову, по волосам не плачут. Старину Ноздрю побили так, как никогда в жизни, и теперь нужно только придумать, что сказать па.

– Он меня ударил, – сказал Гаррик. – Он мог меня убить.

– Да, – согласился Шон. – Меня он тоже ударил.

Они поразмыслили над этим.

– Может, просто уйти? – предположил Гаррик.

– Ничего не говоря па?

Мысль показалась привлекательной.

– Да, мы могли бы уйти в море или еще куда-нибудь.

Лицо Гаррика прояснилось.

– У тебя морская болезнь, тебя тошнит даже в поезде.

Они снова задумались.

Потом Шон взглянул на Гаррика, Гаррик на Шона и, не сговариваясь, оба встали и снова пошли к Тёнис-краалю.

Перед домом они увидели Аду. На ней был широкополая соломенная шляпа, защищавшая лицо от солнца, а в руке она держала корзину с цветами. Занятая садом, она не заметила братьев, пока они не миновали половину лужайки, а когда увидела, застыла. Она готовилась обуздать свои чувства – опыт научил ее ожидать от приемных сыновей худшего и быть благодарной, если это не так.

Подходя к ней, они постепенно замедляли шаг и наконец остановились, точно заводные игрушки, у которых кончился завод.

– Здравствуйте, – сказала Ада.

– Здравствуйте, – хором ответили они.

Гаррик порылся в кармане, достал платок и высморкался. Шон внимательно разглядывал крутую «голландскую» крышу дома Тёнис-крааля, словно никогда раньше ее не видел.

– Ну?

Она говорила спокойно.

– Мистер Кларк отправил нас домой, – объявил Гаррик.

– Почему?

Спокойствие начинало покидать Аду.

– Ну…

В поисках поддержки Гаррик взглянул на Шона. Тот продолжал разглядывать крышу дома.

– Ну… Понимаешь, Шон вроде настучал ему по голове, а он упал.

Ада негромко застонала.

– О, нет!

Она глубоко вздохнула.

– Ну, хорошо. Начни сначала и расскажи мне все.

Они принялись рассказывать по очереди, торопливым потоком слов, перебивая друг друга и споря из-за подробностей.

Когда они закончили, Ада сказала:

– Вам лучше пойти к себе в комнату. Отец сейчас на домашнем участке и скоро придет обедать. Постараюсь немного подготовить его.

В комнате установилась веселая атмосфера каземата.

– Как по-твоему, сильно он нас накажет? – спросил Гаррик.

– Думаю, будет пороть, пока не устанет, потом отдохнет и снова начнет, – ответил Шон.

Они слышали, как лошадь Уэйта остановилась во дворе. Он что-то сказал конюху, и мальчики услышали его смех. Хлопнула дверь кухни, и наступили полминуты тишины. Затем Уэйт взревел. Гаррик нервно вздрогнул.

Еще десять минут они слушали, как Уэйт и Ада разговаривают на кухне – рев и успокаивающий голос перемежались. Потом в коридоре послышались шаги, и в комнату вошла Ада.

– Отец хочет вас видеть. Он в кабинете.

Уэйт стоял перед камином. В его бороду набилась пыль, а мрачно нахмуренный лоб прорезали морщины, словно борозды вспаханное поле.

– Входите! – проревел он, когда Шон постучал в дверь, и они вошли и остановились перед ним. Уэйт хлопнул хлыстом по ноге, и с его брюк для верховой езды полетела пыль.

– Иди сюда, – сказал он Гаррику, взял его за волосы и принялся поворачивать голову, осматривая синяк на лбу.

– Гм, – сказал он и выпустил волосы. Они остались стоять дыбом. Уэйт бросил хлыст на стол.

– Теперь ты, – велел он Шону. – Вытяни руки. Нет, не так. Ладонями вниз.

Кожа на руках была в ссадинах и покраснела, одна костяшка разбита и вздулась.

– Гм, – снова сказал Уэйт. Повернулся к каминной полке, взял с нее трубку и набил табаком из каменного кувшина.

– Вы пара обалдуев, прах вас побери, – сказал он наконец, – но я рискну, начав с пяти шиллингов в неделю на каждого. Идите поешьте… сегодня еще много работы.

Они несколько мгновений недоверчиво смотрели на него, потом повернулись к двери.

– Шон.

Шон остановился. Он знал, что происходящее слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Куда ты его ударил?

– Везде, па, везде, куда смог дотянуться.

– Это неправильно, – сказал Уэст. – Нужно бить сбоку, по голове, вот сюда, – он концом трубки показал на свою челюсть, – и плотнее сжимать кулаки, не то сломаешь пальцы, до того как повзрослеешь.

– Да, па.

Дверь за ним неслышно закрылась, и Уэйт позволил себе улыбнуться.

– Достаточно с них ученья, – сказал он вслух и чиркнул спичкой, чтобы раскурить трубку; когда табак затлел ровно, он затянулся и выпустил клуб дыма. – Боже, хотел бы я на это посмотреть! В следующий раз не станет связываться с моими парнями.

Глава 12

Теперь у Шона была своя беговая дорожка. Он был рожден для бега, и Уэйт Кортни вывел его из стойла, где он только злился, на волю. И Шон бежал, не думая о наградах, не сознавая дистанций – бежал радостно, что было сил.

Еще затемно, стоя на кухне с отцом и Гарриком, Шон с чашкой кофе в руках с нетерпением ждал наступления нового дня.

– Шон, возьми с собой Мбаму и Н’дути и проверь, нет ли отставших животных в зарослях у реки.

– Я возьму с собой только одного пастуха, па, Н’дути понадобится тебе у чанов с дезинфицирующим раствором.

– Хорошо. К полудню подъезжай к чанам, нам нужно прогнать сегодня тысячу голов.

Шон залпом допил кофе и застегнул куртку.

– Тогда я пойду.

Конюх держал его лошадь у кухонной двери. Шон спрятал ружье в чехол и вскочил на лошадь, не коснувшись ногой стремени; улыбнулся, повернул лошадь и поехал по двору. Было еще темно и холодно.

Уэйт следил за ним с порога.

«Он так в себе уверен», – подумал он. Вот сын, на которого он надеялся и которым мог гордиться.