Марк отнес находки на задний двор, потому что летний день подходил к концу и в комнатах быстро темнело. Сел на ступеньках кухни и открыл банку.
Здесь в кожаном мешочке лежало сорок золотых соверенов, одни с бородатой головой Крюгера, прежнего президента Южно-Африканской республики, другие с изображениями королей Эдуарда и Георга. Марк сунул мешочек во внутренний карман куртки и в угасающем свете принялся разглядывать другие сокровища старика. Фотографии бабушки Алисы, еще молодой женщины, пожелтевшие и потрепанные от старости, свидетельство о браке, старые газетные вырезки времен Бурской войны, дешевые женские украшения, те же, что на фотографиях Алисы, медаль в коробочке, Королевская медаль Южной Африки с шестью нашивками, в том числе за бои у Тугелы и Ледисмита и Трансваальскую кампанию, табели Марка из Ледибургской школы и диплом университетского колледжа в Порт-Натале — его с присущим неграмотным людям преклонением перед ученостью и печатным словом старик особенно ценил. Деду пришлось продать часть племенного скота, чтобы заплатить за обучение Марка — вот как высоко он ставил образование. Кроме соверенов, в банке не было ничего существенного, но для старика все это было бесценным. Марк старательно уложил все обратно и спрятал в ранец.
С последними лучами солнца Марк съел жесткого петуха и фрукты и, завернувшись на полу в свое одеяло, стал размышлять.
Он теперь знал, что старик, где бы он ни был, намеревался вернуться в Андерсленд. Иначе он не оставил бы свои сокровища.
Марка разбудил пинок в ребра, он заворочался и сел, охнув от боли.
— Вставай. Поднимай задницу и убирайся.
Еще не совсем рассвело, но Марк разглядел черты этого человека. Чисто выбритый, с массивной челюстью, а зубы как будто подпилены, чтобы образовать ровную линию; на фоне загорелой кожи они кажутся очень белыми. Голова круглая, как пушечное ядро, и кажется увесистой, потому что сидит на толстой шее низко, как у боксера-тяжеловеса.
— Вставай! — повторил незнакомец и собрался снова пнуть Марка.
Марк вскочил и приготовился защищаться. Он обнаружил, что человек ниже его ростом, но крепко сложен, с широкими массивными плечами и такой же крепкой, как голова, фигурой.
— Это частное владение, и нам здесь не нужны бродяги.
— Я не бродяга, — начал Марк, но его слова оборвал громкий резкий хохот.
— Ну да, у тебя модный костюм, и твой «роллс» припаркован у дверей.
— Вы только что меня ударили. А я между прочим Марк Андерс. Эта земля принадлежит моему деду Джону Андерсу…
Парню показалось, что он заметил в глазах незнакомца странное выражение — сомнение, тревогу? Тот быстро, нервно облизнул губы, но, когда заговорил, его голос звучал спокойно и ровно:
— Мне об этом ничего не известно. Теперь земля принадлежит Ледибургской компании недвижимости, а я служу там десятником, и ни я, ни компания не желаем, чтобы ты тут болтался. — Он помолчал, расставив ноги, ссутулив плечи и выставив вперед тяжелую челюсть. — И еще мне нравится время от времени пробивать кому-нибудь башку, а я очень давно этого не делал.
Они смотрели друг на друга, и Марк неожиданно почувствовал гнев. Ему хотелось принять вызов этого человека, хотя он понимал, насколько тот силен и опасен. У него была наружность убийцы, он сильный и тяжелый. Марк взял себя в руки и тоже ссутулился.
Его мучитель заметил это с явным облегчением. Он едва заметно улыбнулся, сжимая челюсти, как что взбухли жилы на шее, и принялся покачиваться с носка на пятку. Марк испытывал отвращение к насилию: слишком много его было в прошлом, да и причины драться он не видел. Он отвернулся и подобрал свою обувь.
Человек следил, как он одевается, может быть, разочарованный, но готовый к дальнейшей стычке. Надевая ранец на плечо, Марк спросил:
— Как вас зовут?
Человек, все еще настроенный на драку, сразу ответил:
— Друзья зовут меня Хобди.
— А дальше?
— Просто Хобди!
— Я этого не забуду, — произнес Марк. — Вы молодчина, Хобди.
Марк спустился по ступенькам во двор, а когда пятнадцать минут спустя оглянулся с возвышения, где проходила дорога на Ледибург, Хобди по-прежнему стоял во дворе Андерсленда и внимательно смотрел ему вслед.
* * *
Фред Блэк наблюдал, как Марк поднимается по холму. Фред прислонился к краю чана и жевал табак, сам жесткий, коричневый и сухой, как этот табак.
Хотя он был приятелем Джона Андерса и Марк рос на его глазах, сейчас он его определенно не узнал.
— Здравствуй, дядя Фред, — сказал Марк, но прошло еще несколько мгновений, прежде чем старик завопил и подлетел к Марку с объятиями.
— Боже, парень, а болтали, будто тебя убили во Франции!
Они сидели на ограде загона. Пастухи-зулусы гнали скот в узкий проход; оказавшись на краю чана, животные прыгали в зловонную химическую ванну, выныривали, испуганно фыркая, и плыли, высоко подняв нос, к противоположному краю, где был пологий подъем.
— Он умер почти год назад, нет, наверно, больше… мне жаль, парень. Я и не подумал сообщить тебе. Ведь мы все считали, что ты погиб во Франции.
— Это ничего, дядя Фред.
Марк удивился тому, что не испытал никакого потрясения. Он уже все осознал и принял, но на душе у него было тяжело. Они долго молчали. Старик, сидевший рядом, с уважением отнесся к его горю.
— Как он… — Марк пытался подыскать нужное слово, — как он умер?
— Ну… — Фред Блэк приподнял шляпу и любовно почесал розовую лысину. — Да как-то вдруг. Отправился пострелять дичь к Воротам Чаки вместе с Питом Грейлингом и его сыном.
В сознании Марка возникли яркие воспоминания. Воротами Чаки назывался обширный дикий район на севере, где старик учил мальчика искусству охоты. Много лет назад, в 1869 году, эта местность была объявлена заповедником, но хранителя не назначили, и жители северного Наталя и Зулуленда считали ее своим охотничьим угодьем.
— На пятый день твой дед не вернулся в лагерь. Его искали четыре дня. — Блэк помолчал и взглянул на Марка. — Ты себя хорошо чувствуешь, парень?
— Да, неплохо. — Марк подумал: «Я столько раз видел, как умирают люди, я многих убил сам — и все-таки смерть одного человека так на меня действует». — Пожалуйста, продолжай, дядя Фред.
— Пит рассказал, что, похоже, старик поскользнулся на круче, упал на ружье, и оно выстрелило. Ему в живот.
Собеседники посмотрели, как последний бык окунулся в чан. Потом Фред Блэк неловко слез с изгороди и схватился за спину.
— Старею.
Марк тоже спрыгнул. Они направились к дому.
— Пит и его парень там его и похоронили. Джона нельзя было везти назад: ведь он пролежал на солнце четыре дня. Отметили место и подписали заявление в магистрате, когда вернулись в Ледибург.