Внутри кто-то кричал:
— Прекратите! О боже, прекратите! Мы сдаемся!
— Выходите с поднятыми руками, ублюдки!
Из разбитой двери, пошатываясь, вышел полицейский сержант.
Одну руку он поднял над головой, другая, в разорванном окровавленном рукаве, висела.
* * *
Последний полученный из полицейского участка в Ньюленде звонок перед нападением забастовщиков был призывом о помощи. Подкрепление из Йоханнесбурга — колонна на трех грузовиках — проехало по мосту и прошло по Главной улице до отеля. Здесь ее остановил ружейный огонь, и как только грузовики остановились, забастовщики подобрались к ним сзади и подожгли.
Полицейские бросили машины и укрылись в коттедже близ дороги. Это была надежная оборонительная позиция, позволявшая выдержать самую решительную атаку, но на дороге остались три мертвых констебля и еще двое тяжело раненных, которые стонали и просили о помощи.
Над дорогой показался белый флаг, и командир отряда полицейских вышел на веранду.
— Чего вы хотите? — крикнул он.
Фергюс Макдональд вышел на дорогу, по-прежнему размахивая флагом, совершенно не воинственная фигура в поношенном костюме и матерчатой шапке.
— Нельзя оставлять этих людей здесь! — крикнул он, указывая на тела.
Командир и двадцать полицейских вышли наружу, чтобы унести мертвых и раненых, а пока они работали, забастовщики по приказу Фергюса подобрались к коттеджу с тыла.
Неожиданно Фергюс достал пистолет «уэбли» и приставил к голове командира.
— Прикажите вашим людям поднять руки, или я разбросаю ваши мозги по всей дороге.
В коттедже люди Фергюса выбивали оружие из рук полицейских, на дороге показались другие вооруженные забастовщики.
— Мы под флагом перемирия, — сказал командир.
— Мы в ваши игры не играем, проклятый штрейкбрехер! — рявкнул Фергюс. — Мы сражаемся за новый мир.
Командир открыл рот, собираясь возразить, и Фергюс ударил его пистолетом по лицу, выбив зубы и разбив губу. Командир упал, а Фергюс прошел между его людьми.
— Сейчас мы захватим Брикстонский мост, потом Йоханнесбург. К вечеру над всеми общественными зданиями города будет развеваться красный флаг. Вперед, товарищи, сейчас нас ничто не остановит!
* * *
Тем же утром Трансваальский отряд шотландских стрелков высадился из поезда на станции Дансуорт и двинулся на шахтерский город Бенони, который полностью находился в руках забастовочного комитета. Но забастовщики уже ждали солдат.
Наступающий отряд обстреляли с флангов и с тыла, с сотен заранее подготовленных позиций, ему пришлось отбиваться, и только к концу дня, все еще под огнем снайперов, отряд смог отступить в Дансуорт.
С собой солдаты унесли трех мертвых офицеров и девять рядовых. Еще тридцать были тяжело ранены, многие позже умерли.
Забастовщики ожесточенно сражались по всему Витватерсранду. Забастовочный комитет контролировал все шахтерские города и шахты вдоль золотоносной жилы в блеклом африканском вельде — шестьдесят миль от Крюгерсдорпа до Вентерсдорпа с Йоханнесбургом в самом центре этой территории. Это были богатейшие месторождения золота в истории человечества, это было сокровище, залог благосостояния всей нации, и теперь здесь всюду висели красные флаги, и силы законности и порядка на всех участках вынуждены были отступить.
Каждый полицейский командир неохотно открывал огонь, каждый полицейский колебался, получая такой приказ. Ведь приходилось стрелять в друзей, братьев, соотечественников.
* * *
В подвале Дома профсоюзов Фордсбурга проходило незаконное судебное разбирательство. Судили предателя.
Мощный корпус Гарри Фишера теперь был затянут в полевую форму военного образца, с карманами на пуговицах, поверх была надета портупея. На правой руке простая красная повязка, голова непокрыта, черные волосы взлохмачены, глаза полны ярости.
Столом ему служил упаковочный ящик, а за его стулом стояла Хелен Макдональд. Она подстриглась коротко, как мужчина, на ней были брюки, заправленные в сапоги, на руке тоже красная лента. Лицо бледное и осунувшееся, глубоко запавшие глаза не видны в слабом свете, но от нервной энергии тело напряжено, как у борзой на поводке, почуявшей запах зайца.
Обвиняемый — владелец одного из городских магазинов, светлые водянистые глаза спрятаны за очками в стальной оправе; глядя на обвинителя, он часто моргает.
— Он попросил соединить его с главным полицейским управлением на Маршалл-сквер.
— Минутку, — прервала Хелен. — Вы ведь работаете на местной телефонной станции?
— Да, верно. Я инспектор телефонной станции.
Дающая показания женщина походила на учительницу — темноволосая, аккуратно одетая, не улыбчивая.
— Продолжайте.
— Я решила вначале послушать, понимаете, чтобы понять, что ему нужно.
Хозяин магазина сжимал белые костлявые руки и нервно жевал нижнюю губу. Выглядел он лет на шестьдесят, пучки серебристых волос комично окружали розовую лысину.
— Ну, когда он начал подробно рассказывать о том, что здесь происходит, я отсоединила его.
— Что именно он сказал? — спросил Фишер.
— Он сказал, здесь стреляют из пулеметов.
— Он так сказал?
Лицо Фишера было грозным. Он перевел взгляд на хозяина магазина, и тот содрогнулся.
— Мой мальчик служит в полиции, он мой единственный ребенок, — прошептал он, на его светлых глазах показались слезы.
— Это настоящее признание вины, — холодно сказала Хелен. Фишер через плечо оглянулся на нее и кивнул.
— Уведите и расстреляйте, — велел он.
* * *
Легкий грузовик доставки, подпрыгивая, проехал по заросшей дороге и остановился у первого, заброшенного, ствола шахты «Кроун Майн». Шахта не работала уже двенадцать лет, и бетонные плиты у начала ствола поросли травой, потрескались, а механизмы покрылись ржавчиной.
Два человека подтащили хозяина магазина к обвисшей колючей проволочной изгороди, окружавшей вход в ствол глубиной полторы тысячи футов, но затопленный до уровня пятисот футов. Предупреждающие надписи на изгороди снабжены изображением черепа и скрещенных костей.
Хелен Макдональд осталась за рулем грузовика. Она закурила сигарету и без выражения смотрела вперед, ожидая выстрела палача.
Минуты проходили, сигарета обожгла пальцы, и Хелен выбросила ее. Она сердито спросила у подошедшего шахтера:
— Что вас держит?
— Прошу прощения, миссус, но никто из нас не может это сделать.
— Что это значит? — спросила Хелен.
— Ну. — Шахтер опустил глаза. — Я десять лет покупал у старого Коэна. Он всегда угощал моих детей конфетами…