В дезинфекционном помещении было полно пара и очень шумно: шипела закипающая вода, трещали в печи дрова, гудели приглушенные голоса.
— Пусть прокипит десять минут, — обратилась Анна к нескольким женщинам, которые пришли с воинами Китаму. Она указала на песочные часы для варки яиц, стоящие на антикварном журнальном столике. — Каждый раз, когда сверяетесь с ними, поднимайте на уровень глаз, тогда вы не ошибетесь.
Женщины закивали, но Анна не была уверена, что они поняли ее. Вытирая с лица пот, она развернулась, собираясь уйти, и увидела в дверях Стенли. Он стоял, заложив руки за спину, его глаза сияли триумфом.
— У меня кое-что есть, — сказал он.
Не в силах больше сдерживаться, мужчина вынул руки из-за спины и продемонстрировал цельный кусок бакелита, украшенный проводами и переключателями.
— Радио! — ахнула Анна.
— Оно нашлось только здесь, — пояснил Стенли. — Его потеряли в Джермантауне. — Лицо африканца расплылось в улыбке. — Когда я смогу его наладить, мы будет говорить со всеми, с кем захотим.
Анна смотрела на коротковолновое радио в руках Стенли — осязаемую связь с внешним миром. Дающую ощущение стабильности.
— Мы можем поговорить с Майклом, — предложила Анна. — Он подскажет, что нужно делать. — Она испытала облегчение, но очень скоро ее снова накрыла волна беспокойства. Решение покинуть Джермантаун без позволения и переехать в поместье Кики казалось разумным здесь и сейчас. Но когда Анна думала, как это все воспримется со стороны, ее обдавало холодом сомнения. Теперь, когда у них появилось радио, ей придется вступить в контакт с внешним миром, и не только с Лангали, но и со штабом миссии. С епископом. Анна напомнила себе, что она сама не так давно собиралась отправить Стенли на телеграф. Временная больница отчаянно нуждалась в лекарствах, а еще у нее были и другие потребности, например, в деньгах.
Анна решила прежде всего связаться с Лангали: какие бы сложные отношения ни были у нее с Майклом, он все еще оставался ее начальником. Кроме того, он и Сара были самыми близкими друзьями Анны.
Готовясь к разговору, Анна обдумывала варианты оправдания своих поступков, искала доказательства их этичности. Да, она признавала, что формально нарушила закон. Ну а как же закон любви? Любви, о которой говорил Иисус? Разве могла она не соблазниться крышами, которые не протекали? И искусственным резервуаром, который обеспечивал больницу проточной водой?
«Майкл обязательно поймет меня», — заверила себя Анна. Ему самому приходилось выкручиваться из сложных ситуаций и делать трудный выбор. Анна вспомнила один случай, когда ему пришлось закрыть больницу в Лангали. Местные жители воспринимали помощь миссии как нечто само собой разумеющееся. Они перестали помогать по хозяйству и редко посещали церковные службы. Они проигнорировали предупреждение Майкла о том, что так дальше продолжаться не может, и тогда он просто закрыл больницу. Амбулаторию. Школу. Абсолютно все — на целых две недели. Анна хорошо понимала, что он чувствовал в это время: палаты опустели, больных отказывались принимать. А ведь они могли умереть! Возможно, кто-то все же умер. Она знала: на ее месте Майкл не стал бы колебаться. Он обязательно воплотил бы свои планы в жизнь. И Анне нужно найти в себе силы на это.
Они легко связались с Лангали. Им ответила какая-то женщина с сильным шотландским акцентом и сообщила, что она — новая медсестра. Семья Керрингтонов в отъезде, добавила она: они взяли заслуженный отпуск и решили провести его на озере Танганьика.
Сердце Анны ушло в пятки, когда она услышала эти новости. Какое-то время она молчала, и шотландка спросила, на связи ли она. В конце концов Анне пришлось оставить сообщение для Сары и Майкла. Она назвала свои позывные и попросила передать, чтобы Керрингтоны связались с ней, как только вернутся. Затем она закончила сеанс связи. Она сидела не шевелясь, безучастно глядя на приемник. Внезапно к горлу подступила тошнота: она представила себе обладательницу голоса — ее замену — в радиорубке в Лангали. Женщину, которая теперь уже обосновалась в маленькой хижине, жилище медсестры. И Майкл помогает ей освоиться, а Сара стала ей другом. Маленькая Кейт постоянно вызывает у нее улыбку.
Анна заставила себя отбросить эти мысли и попыталась связаться со штабом миссии в Додоме. Она оставила сообщение для епископа, откровенно рассказав о том, что совершила, и услышала неприкрытое изумление в голосе радиста, когда он записал ее слова.
— Это все? — недоверчиво спросил он.
— Да. Это все, — коротко ответила Анна.
Но она знала, что это еще не конец. Далеко не конец…
Она едва успела вернуться к работе, как Стенли позвал ее обратно к радио: епископ решительно желал говорить с Анной. Он радировал сам, чтобы его ярость попала в цель напрямую, без посредников. Он, похоже, не мог поверить в то, что ему сообщили. Он напомнил Анне, что ее назначили в конкретное место — в новую больницу в Джермантауне. Ее действия противоречат танзанийским законам, и она не должна рассчитывать на то, что миссия станет ее защищать. Он заявил, что немедленно пришлет кого-нибудь уладить ситуацию. Анна попыталась объяснить свои действия, но епископ перебил ее, заявив, что она должна находиться именно там, куда ее направили.
Анна решила озвучить заранее отрепетированную фразу.
— Полагаю, если бы в таком положении оказался Иисус… — начала она.
— Сестра Мейсон, — перебил ее епископ, — вы моя сотрудница. Вы не Иисус.
Конец связи.
Анна пересекла газон и двинулась вдоль цветочных клумб. Здесь было тихо; типичный для больницы шум — крики младенцев, болтовня персонала, стук кастрюль в кухне — уступил место более нежным, ласкающим ухо звукам. Медососы, вися в воздухе и тихонько жужжа крошечными крыльями, пили нектар из головок цветов. Под ногами у нее хрустели веточки. Ящерицы, греющиеся на полуденном солнце, быстро убегали, шурша травой, как только Анна приближалась к ним. В этом месте, наполненном покоем и красотой, гневная тирада епископа словно таяла. Покрасневшее при разговоре лицо Анны снова приобрело нормальный цвет, сердцебиение стало ровным, и она теперь наслаждалась прогулкой. С момента переезда в особняк Кики она все время трудилась, не позволяя себе прогуляться — хотя бы недолго. Впереди она заметила старый шинус, опустивший длинные ветви до самой земли. Дойдя до него, Анна раздвинула ветви и вошла в тайное убежище. Она замерла, так и не опустив ногу: у ствола сидела старая африканка, разбрасывая цветы вокруг себя. Длинные стебли создавали рисунок из скрещивающихся линий; яркие лепестки расплескивались по земле цветными пятнами. Услышав шаги Анны, старуха удивленно вскинула голову.
— Samabeni, — сказала Анна. «Простите».
Она повернулась, собираясь уйти. Ее совершенно не касалось то, что кто-то хотел пообщаться с духами. Еще в Джермантауне Анна и Стенли ясно дали понять, что они медработники, а не евангелисты.
— Нет, постой! Иди сюда, посиди со мной. — Старуха обратилась к Анне на прекрасном английском языке, делая ей знак изящной рукой.