Анна кивнула. Это было обычным делом для Африки в случае необъяснимой смерти.
— Сам я считаю, что его отравили, и предполагаю, что это сделал дядя вождя, — тихо произнес Китаму.
— Регент? — вырвалось у Анны. Она уставилась на него, широко распахнув глаза, прекрасно понимая всю серьезность ситуации — соплеменника обвиняют в тяжком преступлении.
— Регент был очень зол с того момента, как Мтеми возвратился в племя и стал вождем, — продолжал он. — Регент был при власти много лет, и никто не мешал ему делать свои дела. Он был бы очень рад, если бы Мтеми женился на его племяннице и стал бы участвовать в его махинациях. Но Мтеми и регент ни в чем не могли найти общего языка. Мне даже сказали, что он зашел настолько далеко, что обратился к правительственным мужам и выразил им свое недовольство вождем.
Слушая его, Анна вспомнила, как регент подносил Мтеми воду, когда тот лежал здесь, и как Старая Королева не дала сыну выпить ту воду. Очевидно, она тоже не доверяла этому человеку.
— Что думает твоя мать, королева? — спросила Анна.
Китаму покачал головой.
— Она не станет об этом говорить.
— Наверное, ей виднее, как будет лучше, — сказала Анна.
Обвинения и сплетни приведут к распрям в племени. В худшем случае — к расколу, самому страшному, что может произойти.
— Ты права, — согласился Китаму. Он посмотрел на нее с уважением.
Анна вдруг поняла, что гордится собой. Она представила, что Мтеми смотрит из-за ее плеча и говорит через нее. Он не потерялся в раю или аду или где-то между ними, он до сих пор здесь — в этой хижине. С ней.
Анна смотрела вслед Китаму. Затем позволила тишине снова окутать ее, проникнуть в нее. Обезболивающее облако. Бесцветное и бессмысленное. Бесконечное. Как сон или ее собственная смерть.
— Время выйти из тени и снова увидеть свет, — послышался голос Зании. Он разбудил Анну, но женщина ничего ему не ответила. — Я тебя жду! — прокричал он снова.
За стеной послышался какой-то шорох, и в следующее мгновение в комнату через окно влетела плетеная сумка и приземлилась у ног Анны. Она узнала сумку для сбора растений.
— Я не тороплюсь, — добавил Зания. — Я уйду только вместе с тобой.
Никто бы не смог победить настойчивость Зании, Анна это прекрасно знала. Она встала с кровати, подняла сумку и медленно двинулась к двери. Луч солнца упал на порог, высветив поблекшие следы крови, которую пролил Зания. Анна почувствовала, как солнце согревает ее босые ноги, когда выглянула на улицу, щурясь от солнца. В ее сознании все потемнело, потускнело под налетом печали.
Зания улыбнулся и поманил ее к себе. Она чувствовала себя инвалидом, беспомощным и ранимым, который наконец-то отважился стать на ноги. Вот только большинству инвалидов хотелось бы, чтобы им стало легче, а ей ничего не хотелось, она ничего не чувствовала. Неделю назад у нее началась менструация. Не было никаких сомнений. Она спокойно стояла и смотрела, как кровь стекает по ее бедрам. Доказательство того, что ее последняя связь с Мтеми оборвалась, а теплившаяся надежда окончательно умерла.
Доктор безопасности вывел ее из деревни по дороге, которая шла в обход деревни. Анна была благодарна ему за то, что ей не придется отвечать на бесконечные приветствия соплеменников. Тем не менее несколько раз ей все же пришлось остановиться и ответить на вопросы о доме, еде и работе. Словно она продолжала жить нормальной жизнью, тогда как все знали, что это не так.
— Нам нужно кое-что сделать, — сказал Зания через плечо.
Он посмотрел вверх и нахмурился, вглядываясь в безоблачное небо.
Анна молча кивнула. Она понимала, что его тревожит, и сама стала думать о последствиях засухи. Но она не могла по-настоящему переживать, даже понимая, что племя будет голодать.
Когда они дошли до леса, Анна пересекла границу света и тени, испытав облегчение. Деревья наклонялись к ней, они были зелеными, полными жизни. Она знала, что может потеряться в этой спокойной тишине так же, как и в леденящей тишине хижины.
Они не стали собирать много трав, как это бывало прежде. Зания хотел найти только те травы, которые помогут ему вызвать дождь. После этого они с Анной вернулись в деревню.
Но когда они добрались до первой хижины, их встретила необычная тишина. Пустота.
— Где все? — удивилась Анна.
Зания подозрительно прищурился.
— Я не знаю.
Они пошли по деревне, встречая на своем пути лишь роющихся в земле кур и греющихся на солнце собак. Когда они свернули на узенькую дорожку, ведущую к хижине Анны, тишина стала давящей.
Анна повернула за угол и замерла как вкопанная.
Окно ее хижины было измазано кровью. С карниза свисали птичьи желудки и кишки. А на пороге лежал обезглавленный петух.
Зания смотрел на открывшуюся ему картину, окаменев от потрясения. Затем он схватил Анну за плечо и потащил прочь от хижины. Казалось, он растерялся, не зная, куда податься. Тут появилась Патамиша и что-то сердито зашептала ему на местном диалекте.
Они втолкнули Анну в проход между двумя хижинами.
Когда они проходили мимо двери, оттуда метнулась рука, схватила Анну и втащила ее внутрь.
— Это я, Китаму.
Анна с трудом сдержала крик.
— Регент настроил людей против тебя. — Губы Китаму почти касались ее уха. — Его люди исполнили ритуал поиска ведьмы, и палец указал на твою хижину. Тебя обвиняют в том, что ты приворожила вождя.
Лицо Анны исказилось от боли. Она недоверчиво покачала головой. Не могли же все друзья отвернуться от нее!
— Некоторые сомневаются в этом, — добавил Китаму. — Но они переживают из-за другого. Ты держала горе внутри. Ты пролила слишком много слез. Они говорят, что, пока ты будешь оставаться здесь, дождь не пойдет. — Он протянул руку в тень и достал оттуда чемодан Анны, ее микроскоп и медицинскую сумку. — Я спас твои вещи.
— Нет, я не могу уйти, — возразила Анна. — Это мой дом. Моя деревня. — Ее голос охрип. — Я — ваганга.
— Именно поэтому ты должна делать так, как я говорю, — ответил Китаму. — В интересах племени. Ты должна уйти прямо сейчас и никогда не возвращаться.
Анна всматривалась в полумрак, пытаясь разглядеть Патамишу и Занию. Их лица исказила тревога, глаза были широко распахнуты. И когда она устремила на них умоляющий взгляд, они ничего не сказали и даже не пошевелились.
Китаму схватил Анну за руку и сунул ей в ладонь пару монет, завернутых в лоскуток ткани.
— Иди на дорогу, но только через заросли. — Он вручил ей ее вещи и развернул лицом к выходу. — Сядешь на автобус.
Солнце палило. Мухи вились у лица Анны, садились на ее влажную кожу и погружали липкие хоботки в капельки пота. Чемодан оттягивал руку, но она продолжала упорно двигаться вперед. Она остановилась лишь один раз — чтобы подобрать бледно-розовое перо, лежавшее на дороге. Его нежность нашла отклик в ее душе, принеся небольшое успокоение. Но ничто не могло уменьшить тяжесть на душе, потерянной душе чужака, бредущего безо всякой цели. Она одна здесь, в африканском буше, у нее больше нет дома. Нет народа. Нет прошлого. Нет будущего.