Клинт вцепился в руль и тихонько выругался.
– Не судите меня, Клинт.
«Ничего себе, не судите! Думать и говорить – разные вещи. Слова тоже имеют силу».
Он опять перевел взгляд на нее:
– Судить вас? Вы же, по сути, девственница, Роми, а я чуть было... Что, по-вашему, я должен чувствовать?
– И себя не судите. Я просто хотела, чтобы вы поняли, почему я... убежала. Это было грубо. Простите.
Он помолчал, потом рассмеялся:
– Такое впечатление, что вы не извиняетесь, а бранитесь.
– Если вы будете продолжать давить на меня, я действительно рассержусь. Я только хотела, чтобы вы знали, почему я ушла.
Наступило молчание. Наконец он заговорил, тихо, но твердо:
– Я езжу в город. Раза четыре в год... чтобы встретиться с женщиной по имени Эдриен Лукас.
В душе Роми поднялась буря.
– Доктором Эдриен Лукас из медицинского корпуса. Это условие моего отпуска. Она психотерапевт, Роми. Она меня наблюдает.
– А в каком вы отпуске?
– Они называют его медицинским, а я называю отпуском последней инстанции. Либо это, либо отставка. Корпус хотел бы, чтобы я остался.
– А вы не хотите?
Молчание.
– Что случилось?
Пальцы Клинта выбивали ритм на руле. Наконец он кашлянул и глухо произнес:
– Нас называли отборной силой. Одна из элитных частей Австралии. Нас посылали в самые горячие точки. Поиск, разведка, освобождение заложников. Мы видели такое, чего не видел никто. В конечном счете привыкаешь. И сам участвуешь в подобном же.
Роми протянула руку и легонько коснулась его бедра. Ей очень нужно было прикоснуться к нему.
– Однажды я увидел то, с чем свыкнуться не смог. Один из моих патрульных совершил такое... – Клинт потряс головой и глубоко вздохнул. – Ребенок. Не старше Лейтона. Невозможно. Мы должны были помочь людям. В разведке нас было двое: лейтенант и я. Мне не хотелось доносить на старшего, на друга, но я не знал, что еще сделать. И сказал об этом Эл Ти. Мы были довольно близки. Он, казалось, и сам сожалел. Сказал, что ценит то, что я пришел к нему. В благодарность за это он предоставил мне отпуск на выходные. Весь уик-энд я пропьянствовал в пустыне, пытаясь выкинуть увиденное из головы. Когда я вернулся на базу, то сразу был вызван на ковер к начальству.
– А что случилось?
– Эл Ти сослался на то, что я ручался за операцию, а в ближнем бою не сделал того, что требовалось. Я был вынужден оправдываться. Таким образом, выходило, что его слово, слово вышестоящего, против моего. Я стал говорить о ребенке, что он всего лишь защищал свою семью.
Роми смотрела на него:
– Вам не поверили.
– Мы все равнялись на Эл Ти. Он был самым лучшим, самым талантливым. – Клинт горько рассмеялся. – Он упредил меня. Заявил, что я трус, и постарался, чтоб об этом узнал весь взвод.
– И они в это поверили?
Клинт молчал. Роми поняла:
– Вы не опровергли его! Вы смолчали.
Как женщина, которую все время обвиняли, она знала, как это сказать. Просто. Ровным тоном. Без осуждения.
– Я думал, что смогу это выдержать. Я наблюдал за Эл Ти, чтобы не произошло чего-нибудь подобного. Но другие солдаты, люди, доверявшие мне свои жизни, вдруг не пожелали со мной знаться. И я стал ходить в разведку один. И Эл Ти продолжал выходить...
Клинт напоминал раненое животное. Роми поняла, как ему важно было доверие товарищей. И как тяжко далась его утрата.
– В конце концов он зарвался. Команда вывела его на чистую воду. То, что видел я, оказалось всего лишь вершиной айсберга. Даже они были шокированы. Помощник командира поспешил возместить причиненный мне ущерб, но я уже не верил людям, с которыми служил. Я не знал, что делать и уже начал думать, что... – Что бы ни хотел сказать, закончить он не смог. – Большую часть года, когда не было заданий, я пил. Это был единственный способ заснуть ночью.
– Тогда вы и ушли в отпуск?
– Командование посчитало это некоторой компенсацией. А кроме того, им не хотелось, чтобы орденоносца видели в таком виде. Меня отправили в медицинский отпуск до тех пор, пока не кончится срок моей службы. Благородно и без суеты. Вот и все.
Из всех вопросов Роми почему-то выбрала самый болезненный:
– Но не для вас?
Глаза Клинта сверкнули.
– Это была моя семья, Роми. Я умер бы за любого из них, и не один раз. Да так и бывало. Но жить в коллективе, который ставит под сомнение твою смелость, твою честь...
«Смерть, но не бесчестье».
Роми вздрогнула. Сначала мать бросила отца Клинта. Потом его предал лейтенант. Братья по оружию от него отвернулись. Корпус отказался от него. Единственный, кто остался у него на свете, – Джастин. Удивительно, что Клинт еще что-то способен делать. Какая же в нем кроется сила!
Она положила ладонь на вцепившуюся в руль руку. Мимо с шумом пронеслась фура. Ее боковые огни бросили отблеск на лицо Клинта. Он взглянул на ее руку и освободил свои пальцы, потом завел мотор.
– Он все еще в системе? Ваш лейтенант?
Клинт фыркнул:
– Еще как! В тюрьме. Десять лет будет видеть небо в крупную клетку.
– Он это заслужил.
– Может быть, мы оба заслужили.
Она тихо вздохнула:
– Вы вините себя в том, что тот мальчик погиб?
– При некоторых обстоятельствах это мог бы быть и Лейтон. – У него был густой и низкий голос. – Обыкновенный ребенок в условиях военного конфликта. Единственный, кто мог защитить мать и сестер. Испуганный.
Роми представила себе, как в пустынных песках попытавшийся защитить ее Лейтон истекает кровью. Ей стало плохо.
– Вы его не убивали!
– Я его не спас.
– Вы не можете отвечать за каждого ребенка. За каждую потерю.
– Однажды я чуть не убил Джастина. – Роми потрясенно молчала. А он продолжал: – На дамбе, ниже вашего дома. Я должен был за ним следить. А я выпендривался перед девчонками, родители которых иногда нас навещали. Взрослыми девочками. Довольно хорошенькими. Он пытался выплыть. А я с минуту ничего не замечал.
«Шестьдесят секунд без воздуха...»
– Одна из девочек во время каникул была в городе спасателем на водах. Когда я вытащил Джастина, она его откачала. Ему было всего пять...
«А Клинту, значит, тринадцать. Сам-то еще ребенок. Слишком юный, чтобы взваливать на себя такую вину».
– Вы хотите сказать, что в долгу перед ним?
– После этого его развитие затормозилось. Очень долго казалось, что Джастин не сможет учиться, как все.