— Может, тебе не стоит постоянно здесь зависать? — резко спросила Бел.
Флинн промолчал. Он вопросительно поднял одну бровь и аккуратно забрал Энди из ее дрожащих рук, чтобы покормить его из бутылочки. Бел посмотрела на Лиама, мирно спящего в колыбели, и покачала головой.
Неужели наступил момент, когда надо забыть о сказках? Неужели все, что было между ней и Флинном, оказалось всего лишь иллюзией, хрупкой и фальшивой, немного затянувшимся курортным романом? Если так, ей некого винить в этом, кроме себя. Он ничего не обещал.
Бел вздохнула:
— Флинн, прости… Я просто…
— Ты устала.
Его ответ смутил ее:
— Речь не об этом. Я не устала. Я очень беспокоюсь. Что мы теперь будем делать?
Наконец кто-то из них решился задать этот вопрос. Осмелился признать, что проблема не исчезла.
— Мы можем отложить разговор, Бел.
— Мы и так избегаем обсуждать эту тему несколько дней. Точнее, месяцев. Но время пришло. В любой момент мы можем получить постановление суда, которое определит, будут мальчики расти в Австралии или в Англии. И мне кажется, что я не готова услышать ни одно решение.
Он старательно избегал ее взгляда, укачивая Энди на руках.
— Бел…
— Не пугай меня, Флинн. Нам надо поговорить. Сейчас многое изменилось по сравнению с тем, как обстояли дела, когда я приехала в Австралию.
Изменилось все. Появились дети. Флинн стал ее мужем. Она полюбила Флинна. Он насторожился:
— Чего же ты хочешь?
— Скорее речь о том, чего я не хочу. Не думаю, что смогу растить их одна, Флинн. — Голос Бел предательски дрогнул, и ей пришлось дважды кашлянуть, прежде чем продолжить. — Что, если я не справлюсь?
— Ты будешь прекрасной матерью.
— Как? — спросила она в отчаянии. — Это очень сложно.
— Все когда-нибудь учатся этому. Ты не можешь оставить детей, даже не попробовав научиться. Ты возненавидишь себя за это.
Пораженная, Бел уставилась на него.
— Я не говорю, что собираюсь бросить их. Я мечтаю остаться с ними здесь. — Она посмотрела ему в глаза. — С тобой.
Флинн молчал. Сердце Бел билось так сильно, что ей было больно.
— Мальчики должны расти в деревне, а не в шумном мегаполисе. А мы… У нас хорошо получалось жить вместе.
Он продолжал молчать.
— Неплохо, во всяком случае.
Если этим словом можно хоть частично охарактеризовать их великолепные совместно проведенные дни и волнующие ночи откровений.
— Мы можем приостановить работу адвокатов, принять другое решение…
— Ты говоришь обо всей жизни, Бел. Не о паре лет. Обо всей жизни. Рядом со мной.
— Я понимаю.
— Что, если ты встретишь кого-то еще? И полюбишь его?
— Это исключено. — Теперь она понимает, что такое любовь. — Я знаю, о чем прошу.
Он заметно побледнел:
— Уверена? Или ты боишься быть матерью-одиночкой и поэтому выбираешь меньшее из двух зол?
— Мне было бы проще забрать детей и улететь, а не пытаться поговорить с тобой.
— Ты хочешь жить в Баньип-Рич, — медленно произнес Флинн. — Хочешь, чтобы у нас был настоящий брак. Ради детей.
— И ради меня самой.
— Потому что?..
— Потому что я люблю тебя.
Его ноздри раздулись, а подбородок задрожал. Но он не шевельнулся.
— А почему ты так решила?
Бел бросило в жар. Она не рассчитывала на взаимность, но тем не менее не ожидала, что ей придется доказывать свои чувства.
— Я сплю с тобой. Если это можно так назвать.
— В наши дни это не важно, — бросил он.
— Не для меня.
— Ты можешь путать желание с любовью.
— Это не так.
— Ты уверена? Тебе не с чем сравнивать. Если не считать Дрю.
Обида сжала ее горло.
— Если ты не хочешь, чтобы я осталась, так и скажи. Не пытайся прятаться за спину брата.
— Ты понимаешь, что будет означать твоя жизнь? Мы будем мужем и женой… в прямом смысле слова.
— В горе и в радости.
Флинн подошел к кровати.
— Это не игра, Бел. Изменения коснутся всей жизни — для нас обоих. Что, если дело все же в гормонах?
— Я отвечаю только за себя.
— Возможно, ты готова на все, чтобы получить детей. И сделаешь все.
«Например, буду спать с ним», — мелькнуло у нее в голове. Бел было больно это слышать, но, честно говоря, она дала Флинну не один повод так думать. Все, что она делала с момента встречи с ним, было связано с детьми.
— Ты правда так считаешь? — спросила она.
— Мне кажется, ты и сама так считаешь.
Ее сердце сжалось от отчаяния.
— Ты не чувствуешь того же, что и я.
— Бел… — Он покачал головой. — Мне тридцать пять лет, а я никак не могу понять, что испытываю на самом деле, находясь рядом с тобой. Двадцатитрехлетняя девушка без какого-либо жизненного опыта…
— Ты хочешь сказать, что мне надо сначала нагуляться и приобрести опыт? С кем-то еще?
— Нет, я хочу сказать, что ты не должна заставлять себя. Да и я ничего не обещал тебе.
— О, я прекрасно тебя понимаю. Я действительно наивная двадцатитрехлетняя девушка. Я надеялась, что любовь придет к нам, как это случилось с твоими бабушкой и дедушкой. Но твое сердце закрыто для эмоций, так?
— Речь не обо мне…
— Ну конечно нет. Я полюбила бы первого встречного, если бы это гарантировало мне получение опекунства. Странно, что я не влюбилась в присяжных…
— Посмотри на меня, Бел, и скажи, что мальчики здесь ни при чем. Скажи, что, даже если бы их не было, ты все равно это чувствовала бы.
— Если бы их не было, мы вообще не встретились бы, — заявила она. — Что нам теперь делать? Ждать решения суда и снова начинать этот разговор?
— Решение получено.
Она посмотрела на Флинна, чувствуя, что внутри все леденеет от ужаса.
— Как? Когда?!
— В тот день, когда родились мальчики.
У Бел пересохло во рту, она лихорадочно пыталась осознать то, что услышала. Флинн тогда промолчал. Это означало, что он не хотел причинить ей боль. То есть…
В палате не было больше воздуха. Ее взгляд заметался от Энди к Лиаму. Она потеряла детей. Все, что у нее останется, — это воспоминания.
— О нет…
— Дыши, Бел. Ты не потеряла их, — ласково проговорил Флинн.