Флинн засмеялся, и впервые его смех был искренним и лишенным ноток сарказма.
— Это не коммуна. Это семья. А Рич — поместье площадью сто семьдесят акров.
Бел продолжала недоумевать:
— И вы все живете вместе?
В ее семье подобное было недопустимо. Она уехала из дома, когда ей исполнилось семнадцать лет, перебравшись в небольшую квартиру, доставшуюся ей по наследству от бабушки.
— Не совсем, — сказал Флинн. — У меня свой дом на отдельном участке земли. Он был предназначен для нас с Дрю, когда мы повзрослеем. Ты будешь жить с моей семьей.
— Но ведь они для меня совершенно чужие люди! — воскликнула она. — Не считая того, что они являются бабушкой и дедушкой детей, которые родятся. — Бел опустила руку на живот. — Почему я не могу сразу поселиться с тобой?
Он всплеснул руками так, словно она не желала понимать очевидное:
— Потому что мы не женаты.
Бел заморгала:
— Но ведь они скоро поймут, что я беременна. Наверное, они догадаются, что мы спали вместе.
Его глаза снова превратились в кусочки льда.
— Мы допускаем, что ты беременна. Но не поженимся, пока не получим точного подтверждения. Иначе нет смысла.
Флинн был прав. Если она не забеременела, он сразу же отпустит ее. Они это обсуждали. Бел поерзала на стуле:
— Итак, подведем итоги. Я назовусь вымышленным именем. Совру насчет нашего знакомства. Совру, что собираюсь выйти за тебя замуж. А потом, когда придет окончательное решение суда, я во всем признаюсь твоей семье и позволю им высмеять меня.
Флинн поджал губы:
— Я представлял себе все немного не так. Если помнишь, меня вынудили обстоятельства.
Бел захлебнулась от возмущения:
— Тебя вынудили обстоятельства? Это говоришь ты, человек, который шантажировал меня жизнью двух эмбрионов? Назови мне хотя бы одну вескую причину, по которой мне нельзя рассказать всю правду.
— Потому что моя семья ненавидит твою семью. И ты не дождешься радушного приема.
— Что ты сказал?
— Моя семья не жалует Рочестеров.
— Хорошо, я им не понравлюсь. Это не беда. Но если я совру, то все равно вызову их ненависть, только немного позже. — Она начала понимать, к чему он клонит, и прищурилась. — Тебе на это наплевать, так?
Флинн задумался. Стоит ли сказать ей правду?
— А в чем проблема? Ты вернешься в Англию, поэтому никакого значения это иметь не будет.
— Почему ты считаешь, что я соглашусь участвовать в этом цирке?
— Потому что ты потеряла свою сестру — так же, как моя мать потеряла своего любимого сына. И известие о том, что у сына, которого она никогда больше не сможет обнять, появятся дети, разорвет ей сердце.
Бел искренне любила своего зятя, несмотря на тайны, которые хранил Дрю. Он был достоин ее любимой сестры, к тому же принадлежал к тому типу мужчин, о котором она и сама мечтала. Бел не могла не сочувствовать матери, глубоко переживающей смерть такого прекрасного человека.
— Если ты выиграешь дело в суде, что ты собираешься делать? — спросила она.
— Если выиграю, я расскажу родителям правду.
— А если выиграю я?
— Тогда я им ничего не скажу. Мы разведемся, и ты уедешь в Англию.
Бел совсем не знала его и, наверное, не имела права задавать подобные вопросы. И все же она поинтересовалась:
— Почему ты считаешь, что потеря твоих детей доставит родителям меньше огорчения, чем потеря детей Дрю?
— Это дело прошлое… Ты сможешь высылать им снимки со дня рождения детишек. Это больше, чем мы получали в последние годы от Дрю.
Раздался телефонный звонок. Флинн ответил:
— Алло! Да, мы скоро приедем. — Ему задали какой-то вопрос. Он поднял глаза на Бел. — Да, я сказал «мы». Как только приеду, все объясню. Пожалуйста, убедись, что комната для гостей убрана и в ней не валяются рыболовные снасти папы. Спасибо, мам. Я тебя люблю.
Последние слова Флинн пробормотал немного смущенно. Итак, этот мужчина любил свою мать. Бел это не очень удивило: она видела, как он яростно боролся за то, чтобы уберечь мать от новой боли. Но от этого он не стал для Бел святым.
— Ну что? Мы договорились? — Его глаза снова были безжалостными.
— Договоренность подразумевает согласие обеих сторон. Пока ты диктуешь мне, что именно я должна соврать.
— Я уже согласился с твоими условиями.
— Какими?
— Я не прикоснусь к тебе. Иначе ты меня покалечишь.
— Таково было мое условие до приезда сюда, но я не готова врать людям, с которыми собираюсь жить. Кроме того, ты упомянул о ненависти, питаемой твоими родственниками к Рочестерам. Мне кажется, что пункт о неприкосновенности неравноценен твоим требованиям.
— И чего ты хочешь?
Бел задумалась.
Один год. Ей нужен один год. И даже меньше, если суд состоится быстро или если эмбрионы не приживутся. Не вся жизнь. Не вечность. Флинн предлагает великолепное решение: когда она вернется домой, у нее на руках будут близнецы, рожденные в законном браке, что очень обрадует родителей.
Или она вернется одна, если проиграет дело в суде.
Более одинокая, чем раньше.
Бел уже наняла целый взвод лучших адвокатов, которые занимались ее делом и с которыми она держала связь по электронной почте. Все, что требовалось от нее в настоящий момент, — благополучно выносить детей в первом триместре. А это можно осуществить в любом месте земного шара.
Она немного расслабилась.
— Как только я придумаю, сразу сообщу. А пока давай договоримся, что ты задолжал мне выполнение одного требования.
Он невесело рассмеялся:
— Почему ты считаешь, что я соглашусь играть вслепую?
— Потому что ты можешь потерять больше, чем я. Я не знаю твою семью. Для меня не составит проблемы причинить им боль.
Грубо, но честно.
Он внимательно рассматривал Бел.
— Не понимаю, как мой брат ладил с тобой. Когда ты придешь ко мне со своей просьбой, Белинда, не забудь, что у тебя всего лишь один шанс.
Бел выпрямилась, отставив полупустую кружку с чаем.
— Хорошо. Я исполню роль Белинды Клюни, любительницы скачек и противницы контрацепции. Думаю, мы обсудили все детали предстоящего фарса. — Она понизила голос. — Но я отдаю себе отчет в том, что ложь служит прикрытием твоей неприглядной роли в этой игре. Судебное дело, угрозы, шантаж. Что скажет твоя семья, узнав об этом?
Его глаза заволокла печаль.
— Не думаю, что они ждут от меня чего-то другого. Даже не рассчитывай, что это станет твоим основным козырем.