Не было статуэтки Будды, обычно стоявшей на окне, которое виднелось в проеме зарослей кустарника. Этого Будду она называла своим талисманом, и не было никакой причины его переставлять. Разве что…
Эби открыл дверь пикапа и вновь вышел из машины. Тед посмотрел на него, но Эби отрицательно покачал головой.
— Сейчас вернусь.
Пробравшись сквозь кустарник, Эби поднялся по лестнице на крыльцо. Заглянув в окно, он понял, что статуэтка действительно исчезла. Все остальное выглядело как обычно. Хотя особого значения этому придавать не стоило: дом был арендован с мебелью. Однако исчезнувший Будда настораживал.
Эби обошел вокруг дома, заглядывая в окна, но разглядеть там все в подробностях из-за штор не удавалось. Ничего определенного он сказать не мог.
В конце концов, устав гадать, он, по примеру Теда в доме Така, просто взял и выбил ногой дверь черного хода. «Что, черт возьми, затеяла эта Кэнди?» — думал он, входя в дом.
Аманда в очередной раз, как делала это каждые четверть часа с момента своего приезда, подошла на дежурный пост справиться, нет ли новостей. Медсестра ей, в свою очередь, терпеливо объяснила, что уже донесла до нее всю имеющуюся информацию. В настоящее время Джареда осматривает кардиолог, и врач в курсе, что она ждет. Как только появится что-нибудь новое, Аманда узнает обо всем первая. В голосе медсестры было слышно сочувствие, и Аманда, прежде чем отойти от стойки, благодарно кивнула ей.
Несмотря на окружающую обстановку, реальность которой была очевидна, она до сих пор не могла понять, что здесь делает и как все это могло случиться. Все, что пытались объяснить ей Фрэнк и медсестра, не доходило до ее разума, да она и не хотела их слушать. Ей нужно было видеть Джареда, слышать его голос, говорить с ним, чтобы увериться, что он жив и здоров.
Когда Фрэнк, пытаясь успокоить, клал ей руку на спину, она, словно получив ожог, тут же сбрасывала ее.
Ведь Джаред оказался здесь по его вине. Если б Фрэнк не напился, Джаред либо остался дома, либо пошел гулять с девушкой или бы сидел в гостях у приятеля и уж никак не попал бы в аварию у этого перекрестка и не угодил бы в больницу. Он пытался помочь. Он взял на себя ответственность.
«Но Фрэнк…»
Аманде тошно было на него смотреть. И она еле сдерживалась, чтобы не наорать на него.
Часы на стене отсчитывали секунды.
Прошла целая вечность, когда наконец дверь, которая вела в палаты пациентов, распахнулась.
Аманда повернула голову и увидела врача в хирургической одежде. Он подошел к дежурной медсестре. Та кивком указала на Аманду, которая застыла в ожидании, не в силах пошевелиться от волнения, пытаясь понять по лицу приближавшегося к ней врача, что он сейчас должен сказать. Но его лицо оставалось непроницаемым.
Аманда встала, Фрэнк — за ней.
— Я доктор Миллз, — представился врач и открыл перед ними ведущие в другой коридор двойные двери, приглашая их жестом туда пройти. Вот двери за ними захлопнулись, и доктор Миллз обернулся. Несмотря на седину в его волосах, Аманде показалось, что он моложе ее.
Чтобы полностью разобраться в том, что он сказал, ей, наверное, потребуется еще не раз говорить с ним, но главное она поняла: Джаред, который на первый взгляд не пострадал, на самом деле получил травму от удара дверью машины. При осмотре у него заметили шум в сердце и взяли на обследование. Во время обследования состояние Джареда заметно и стремительно ухудшалось. Врач произнес слово «цианоз» и сказал, что Джареду установили интракардиальный электростимулятор, но его сердечная активность продолжает снижаться. У него обнаружили разрыв правого трехстворчатого клапана, и ее сыну требуется операция по его замене. Джареда, объяснил он, уже шунтировали, и теперь от родителей требуется разрешение на проведение операции. Без операции, заявил он напрямик, их сын умрет.
«Джаред умрет».
Чтобы не упасть, Аманда схватилась за стену. Врач переводил взгляд с нее на Фрэнка.
— Мне нужно, чтобы вы подписали разрешение, — сказал доктор Миллз.
Аманда подумала, что он тоже чувствует исходящий от Фрэнка запах алкоголя, и в этот момент возненавидела мужа по-настоящему. Двигаясь как во сне, она медленно и тщательно, словно чужой рукой, вывела свое имя на бланке.
Доктор Миллз проводил их в смежный корпус и оставил в пустой комнате ожидания. От потрясения сознание Аманды словно онемело.
«Джареду требуется операция, иначе он умрет».
Он не мог умереть. Ведь ему всего девятнадцать. Вся жизнь впереди.
Аманда закрыла глаза и бессильно опустилась на стул. Она все пыталась, но никак не могла осознать смысл происходящего.
Кэнди это было совсем ни к чему. Тем более сегодня.
Молодому парню, сидящему в конце барной стойки, — Алану, или Элвину, или как там его, — не терпелось пригласить ее на свидание. Но хуже того — дела сегодня шли так вяло, что ей скорее всего даже на бак бензина не хватит. Отлично. Просто отлично.
— Эй, Кэнди? — Опять этот парень. Навалился на барную стойку, как голодный щенок. — Можно еще пива?
Выдавив из себя улыбку, Кэнди откупорила бутылку и принесла ее ему. Когда она приблизилась к концу стойки, парень что-то громко спросил, но в ту же минуту по двери скользнул свет фар — не то машина мимо проехала, не то кто-то зарулил на стоянку. Кэнди повернула голову по направлению к входной двери. И замерла в ожидании.
Но никто не вошел, и она с облегчением вздохнула.
— Кэнди?
Голос парня вернул ее к действительности. Он откинул со лба прядь глянцевых черных волос.
— Извините. Что?
— Я спросил, как у вас сегодня идут дела.
— Супер, — вздохнула она. — Просто супер.
Фрэнк занял стул напротив. Его до сих пор слегка покачивало, а взгляд оставался рассеянным. Аманда изо всех сил старалась его не замечать.
В остальном она ни на чем не могла сосредоточиться, в ней были только страх и мысли о Джареде. Фантастическим образом в этой тихой комнате перед ней мелькали годы жизни ее сына. Вот она держит его, совсем крошечного, на руках, вот причесывает его и упаковывает сандвич в коробку «Парк юрского периода» перед его первым днем в детском саду. Аманда вспомнила, как он волновался перед своим первым танцем в средней школе; как он пил молоко прямо из пакета, хотя она тысячу раз просила его этого не делать. Она вздрагивала время от времени, обеспокоенная звуками больницы, напоминавшими ей, где она и что происходит. И тогда ее снова охватывал ужас.
Врач предупреждал, что операция продлится не один час, возможно, до полуночи, но Аманда все же надеялась, что им сообщат хоть что-то раньше. Она должна была знать, что происходит, хотела, чтобы хоть кто-то ей все объяснил доступным языком. Но больше всего ей хотелось, чтобы кто-нибудь, обняв ее, пообещал, что с ее маленьким мальчиком — пусть он уже почти мужчина — все будет хорошо.