Они издевательски захохотали, и дверь кафе со скрежетом захлопнулась.
– Один камень с души долой, – заметно повеселел Воркунов. – Ведь когда я привязывал к лодке гранату, то никак не предполагал, что наша француженка сядет в «казанку» вместе с грабителем.
– Была наша, да вся вышла, – уныло заметил я. – Зато теперь можем быть уверены, что все остались при своих.
– Как это? – не понял Михаил, уже навьючивавший на себя рюкзак.
– Раз Сандрин выплыла, значит, лодка просто получила пробоину и затонула.
– Почему же она к острову не поплыла, обратно? Все же намного ближе было бы.
– Может быть, просто потеряла ориентировку в темноте. А скорее всего, нарочно поплыла в сторону населенного пункта. Во всяком случае, там хотя бы горели огни – зримый и более надежный ориентир.
– А почему же она оказалась голой?
– Совсем уж голой навряд ли, звонивший в милицию явно преувеличил. Скорее, Сандрин просто освободилась от части одежды, чтобы легче было плыть. Но ничего, если сообразит, то непременно вернется в дом Бирюка. Вещи ее и документы, пусть и изрядно промокшие, я на столе оставил. С ними она сможет продолжить свой путь… Во всяком случае, с ее-то организаторскими талантами она легко придумает, как добраться до Франции… Но это уже пусть делает без нас, – добавил я, забрасывая на плечо и свою ношу.
На этом странное, в определенной степени сумасшедшее приключение по поиску брошенного и затем перепрятанного наполеоновского золота и завершилось. Мы с Михаилом, никем более не задерживаемые, довольно быстро добрались до Невеля, а оттуда – до Смоленска. В Москве оказались лишь ранним утром следующего дня, измученные и невыспавшиеся.
О Сандрин Андрогор я с тех пор ничего не слышал. А вот вспомнить об утраченных сокровищах однажды пришлось.
Позвонив как-то после Нового года Михаилу, я застал дома лишь Наталью. На мой вопрос, где пропадает ее супруг, она с плохо скрываемой гордостью сообщила, что тот наконец-то занялся спортом. А когда я поинтересовался, какой же конкретно спорт привлек вдруг сроду ничем не занимавшегося друга, ответила, что тот вот уж несколько недель ходит в бассейн «Чайка» и уже готовится сдавать экзамены на какого-то «дайвера».
Я раньше неоднократно слышал это слово, но толком объяснить его значение не мог. Чтобы не выглядеть невеждой, я на всякий случай одобрительно поддакнул Наталье, а затем решил узнать, что все-таки означает сей иностранный термин. И только когда выяснил, что «дайвер» в переводе означает «водолаз-аквалангист», меня обуяли нехорошие предчувствия. Уж не захотел ли Михаил на следующее лето в одиночку повторить вояж на Езершце? А что, в наше время всякое возможно. И я подумал, что нелишне будет тоже овладеть хитрым искусством погружения под воду с аквалангом. Вдруг когда-нибудь пригодится?