На всякий случай я всё же изготовил автоматик к стрельбе, и мы поехали обратно, двигаясь очень осторожно. Немного осмелели, лишь когда очередной хриплый слоновий клич донесся уже откуда-то справа и издалека. Пришпорив безропотных лошадок, приблизились вскоре к тому месту, откуда совсем недавно столь поспешно бежали. В лесу стояла оглушительная тишина, до наших ушей не доносилось ни звука.
— Эй, кто-нибудь, отзовитесь! — заорал я что было сил, от волнения перейдя на русский, и сделал два выстрела вверх.
Где-то позади хлопнул одиночный выстрел, и мы поняли, что с Зомфельдом всё в порядке.
Вдруг из кустов, мотая оборванными поводьями, выскочила лошадь дядюшки Дре. Завидев нас, она коротко заржала и оглянулась, будто приглашая сделать то же самое. Я подъехал ближе и увидел буро-желтое пятно накидки, распластанной посреди тропы.
— Найтли, оставайся на месте, — приказал я, спешиваясь.
Направляясь к втоптанной в грязь накидке, в душе я надеялся, что проводник просто обронил ее при бегстве. Увы, уже в пяти шагах от нее я понял, что надеялся напрасно. Из-под куска ткани торчала кисть руки, всё еще судорожно сжимающая обрывок уздечки. Видимо, когда испуганная лошадь рванула в сторону, дядюшка Дре не успел выпростать руку из поводьев и был практически мгновенно растоптан слоновьим стадом.
Вскоре подъехал Вилли и, достав из рюкзака раскладную лопату, без лишних слов принялся копать могилу. Я помогал ему, обрубая топором корни деревьев. Найтли начала было извлекать из земли изувеченное тело проводника, но при виде крови ей стало нехорошо, и дальнейшим погребением занимались уже только мы с Зомфельдом. Нечего и говорить, что сразу по завершении сей тягостной церемонии наша троица поспешила убраться с этого страшного места.
Утро следующего дня тоже выдалось безрадостным. Ясная погода, стоявшая накануне, резко изменилась: по нашим головам уныло зашлепали капли дождя. Сбившись потеснее, мы ехали неведомо куда, ориентируясь только по компасу и старательно придерживаясь направления на север.
К счастью, еще до полудня повезло выбраться на вполне приличную проселочную дорогу, которая примерно через час и привела нас в небольшое селение, раскинувшееся вдоль узкой речной низины. Правда, это был еще не поселок Капатени, являвшийся своеобразной вехой маршрута, а всего лишь деревушка Пинсел, но мы были рады и тому. Вилли, не теряя ни минуты, оставил свою лошадь на наше попечение и пошел по домам в поисках нового проводника.
— Может, вам с Вилли всё же лучше вернуться, пока не поздно? — сделал я еще одну попытку отговорить Найтли от продолжения путешествия со мной. — Дорога назад известна, до границы доберетесь и без проводника…
— Трагическое происшествие с дядюшкой Дре не может служить основанием для того, чтобы оставить тебя одного, — гордо вскинула подбородок амазонка. — А если бы мы с тобой искали какого-нибудь моего родственника в русской тайге? Ты что, спокойно покинул бы меня после первой же неудачи?
— Нет, конечно, мне бы такое и в голову не пришло!
— Вот и мне… не пришло, — отчеканила она. — Если мы живем в Африке, Санья, это еще не означает, что ведем себя как-то иначе.
Я пришел к очередному выводу: этот удивительно красивый человечек наделен еще и удивительно твердым и цельным характером. Но одновременно понял и то, что не только моя персона послужила причиной ее решения участвовать в поисковой экспедиции. Скорее, девушку вело вперед желание совершить нечто такое, что возвысило бы ее в собственных глазах.
* * *
Вилли вернулся с парнем лет двадцати пяти, одетым в довольно опрятный длинный балахон. Улыбчивый, украшенный шрамами на щеках и подбородке, новый проводник, в отличие от дядюшки Дре, владел примерно парой сотен английских слов.
— Я есть Фуби, — представился он, гулко постучав кулаком в грудь. — Мой вас до реки проводить. Если не хотеть в Масанжена, надо идти к Саби. Река плыть… хорошо!
— Далеко ли до реки? — поинтересовался я.
— Два дня и… кусочек, — окинул молодой человек взглядом наш караван. — Одни люди — два дня. Люди и лошади — еще немного, — пояснил он.
Получив от меня полтораста рэндов в качестве аванса, Фуби деловито поправил котомку за плечами, перехватил поудобнее посох и, более не оборачиваясь, быстро зашагал по дороге.
Последующие два дня можно смело сравнить с марафонским забегом. Чтобы быстрее подготовиться к дневному маршу, вставали еще затемно. Пока Фуби варил для всех кофе, мы уже сворачивали палатки и упаковывали вещи. Наскоро позавтракав, усаживались в отсыревшие за ночь седла и начинали очередной восьмичасовой переход. Длинноногий молодец шагал так быстро, что даже наши лошади едва поспевали за ним. От почти непрерывной скачки, перенапряжения и недоедания щеки у всех ввалились, одежда давно уже выглядела чуть ли не ветошью — на поддержание ее в порядке не хватало ни сил, ни времени. Плоты, груженные пригоняемыми из Замбии животными, отправлялись с трехдневным интервалом, и дорог был каждый час.
Помимо изнурительной скачки по бушу с минимальным потреблением еды и воды, много сил стал отнимать уход за животными. Если раньше о лошадях добровольно и незаметно заботился дядюшка Дре, то теперь эта нелегкая ноша — регулярные мойки, чистки, кормления и водопои — легла на наши плечи, доставляя массу лишних хлопот. Например, подводя лошадей к очередному ручью или озерку, приходилось следить не только за тем, чтобы они не зашли в глубокое место или трясину, но и за тем, чтобы на них не набросился какой-нибудь хищник. Кстати, к близкому соседству с крупными представителями кошачьих и собачьих я научился относиться уже без прежнего опасения. Разобравшись в несложной иерархии стай и прайдов, уяснив, на каком удалении следует держаться от мест обитания когтистых и пятнистых хищников, мы со временем достаточно органично вписались в жизнь африканской полупустыни с ее условностями, неписаными правилами и компромиссами.
К месту, где границу между Мозамбиком и Зимбабве пересекает многосоткилометровая Саби, мы подошли вечером третьего дня. Но прежде чем увидели саму реку, услышали странный разноголосый шум, доносящийся с ее берегов.
— Коровы там… говорят, — вытянул указательный палец вперед Фуби, — торопиться надо… быстро!
Его слова будто вдохнули в нас дополнительную энергию, и наши лошади, давно бредущие с опущенными головами, заметно прибавили ходу. Тем не менее к отправке очередного плавсредства мы едва не опоздали. От берега уже отчаливали два громадных плота, и оставалось надеяться, что удастся попасть хотя бы на третий, погрузка скота на который только-только началась. Пересев на одну из запасных лошадей, Вилли Зомфельд решительно поскакал к месту погрузки.
Саби — это, конечно, не Волга в районе Саратова, но даже здесь, в среднем своем течении, она далеко превосходила по ширине ту же Оку возле Мурома. Размеры стоящего прямо у воды скотоприемного пункта тоже были весьма впечатляющими. Километровой длины загоны, полчища бродящих, лежащих и стоящих животных, кучи непереносимо смердящего навоза… Аммиачный запах был настолько силен, что Найтли, тщетно пытаясь прикрыться от него носовым платочком, побледнела и покачнулась в седле. Пришлось передать поводья свободной лошади проводнику и отвести кобылу с девушкой подальше от берега — на увенчанный могучим деревом холм, где свежий ветерок позволял дышать относительно свободно. Я помог Найтли спуститься и предложил флягу с водой.