Блеснули неяркие огни, и из утреннего тумана выплыла небольшая процессия, возглавляемая человеком в черном балахоне и с массивным посохом. За ним несли носилки, с которых свешивалось полосатое покрывало. Человек в балахоне мерным шагом приблизился к собравшимся на площади и гулко стукнул посохом о землю. Барабан мгновенно умолк, а распорядитель церемонии принялся о чем-то с жаром вещать. Говорил он довольно долго — то воздевая руки к небу, то энергично тыча в пространство вокруг себя концом посоха, будто поражая невидимого врага. Надо полагать, вступительная часть имела успех, поскольку безмолвствовавшая до того публика начала громкими выкриками подбадривать оратора. Довольная улыбка озарила лицо человека в балахоне, и он резким движением сорвал покрывало со стоящих у его ног носилок.
— Алекс, смотри, — шепотом окликнула меня Найтли, — на носилках человек!
— А ты кого ожидала увидеть, обезьяну? — снисходительно поинтересовался я.
— Да просто странный он какой-то, — не обратила она внимания на мою колкость, — совсем не похож на местного жителя. То ли европеец, то ли азиат… Смотри, какая у него бородища огромная!
Я приставил к глазам бинокль. Действительно, лежащий на носилках мужчина выглядел непривычно для этих мест. Лица, правда, было не различить, но кожа на сильно исхудавших конечностях выдавала явно белого человека.
— Тебе не кажется, что на носилках лежит европеец? — передал я бинокль Вилли.
— Похоже на то, — ответил он, вглядевшись, — светлая кожа, русая борода… Может, это и есть тот, кого мы ищем?
— Прямо так, с ходу, и найти? — засомневался я. — Всего лишь через час после прибытия? Так только в кино бывает. И, как назло, отсюда лица не видно!
— Ну, это будет легко проверить, — вернул мне Вилли оптический прибор. — Когда представление закончится, подойди к нему и задай какой-нибудь вопрос по-русски. Полагаю, что русский язык в этой деревне знает только один человек — твой дядя. Все остальные переспросят тебя либо по-английски, либо по-португальски.
Вскоре на площади началось своеобразное перестроение, и заросшего европейца перенесли еще дальше от нас — к шатровой конструкции, ловко натянутой у высокого ветвистого дерева. Решив, что настало время расставить все точки над «i», я, оставив Найтли на попечение Зомфельда, торопливо направился в сторону шатра. Однако не тут-то было! Узенькую, огороженную с обеих сторон тропинку мне словно нарочно перекрыли несколько мужчин с палками в руках. Заметив мое настойчивое протискивание вперед, один из них красноречивыми жестами предупредил, чтобы я умерил свой пыл. Когда же я принялся активно демонстрировать ему перевязанную руку, он указал на мои наручные часы и начертил пальцем в воздухе круг, намекая, видимо, на какое-то время, которое мне следует выждать.
Но сколько? Час, двенадцать, сутки? К счастью, ожидание сильно не затянулось. Несколько дородных мамаш с грудничками на руках столь отважно и решительно атаковали стражей, что те, не выдержав натиска, слегка расступились. Воспользовавшись суматохой, я просочился к шатру. И, как оказалось, вовремя: словно из-под земли, рядом выросли двухметровый негр и двое носильщиков, которые, подхватив с земли носилки с тщедушным иностранцем, уже направились было обратно к мосту.
— Одну минуту! — рысью забежал я вперед. — Позвольте сказать пару слов этому человеку!
Носильщики в недоумении остановились, а громила, буркнув в ответ что-то невразумительное, начал растерянно озираться, словно выискивая в толпе кого-то. Я присел на корточки и, осторожно тронув руку лежащего передо мной человека, выпалил первое, что пришло в голову:
— Неужели это вы, Владимир Васильевич?
* * *
Утром следующего дня наша спасательная команда провела небольшое совещание. На повестке дня стоял лишь один вопрос: как вызволить пленника? Исходя из увиденного и услышанного за истекшие часы у всех сложилось впечатление, что моего дядю держат здесь в качестве некоего живого экспоната, причем экспоната тщательно охраняемого. Проследив в бинокль за удаляющимися носильщиками, я выяснил, что Владимира Васильевича содержат в обширной роще, раскинувшейся на небольшом пригорке сразу за мостом, и догадался, что основной лагерь колдуна Аминокана (имя его мы тоже уже выяснили) расположен не далее трехсот метров от реки. Заметили и другое: хотя мост в дневное время и охранялся, через него тем не менее пропустили как самих больных и увечных, так и сопровождавших их родственников. Вечером охрану сняли: стражи ушли в деревню, которая к этому времени уже будто вымерла. Правда, над рощей колдуна еще долго светилось зарево костра, но к полуночи и оно угасло.
— Пока, Алекс, вырисовываются два варианта освобождения твоего родственника, — взял слово Зомфельд. — Первый вариант мирный, второй — силовой. Согласно первому завтра прямо с утра идем к этому доморощенному эскулапу и элементарно предлагаем ему выкуп. Если достигнем согласия, принесем пациента сюда, отмоем, переоденем и немедленно выступим в обратный путь.
— А если лекарь откажется его отдавать? — взволнованно спросила девушка.
— Тогда остается вариант номер два — отбивать силой, — развел руками Зомфельд. — У меня есть карабин, у Алекса — автомат. Дождемся, когда пациента вновь вынесут из рощи, и малость попугаем сопровождающих. Думаю, пары выстрелов в воздух хватит, чтобы они нам не препятствовали. А Найтли подождет в стороне с лошадьми наготове.
— Нет, нет, — запротестовал я, — не пойдет! Вооруженные налеты годятся только для ограбления банков. Упаси господи, если будут жертвы! За нами тогда такую погоню организуют — мало не покажется! И чего мы этим достигнем? Лишь подставим сами себя под удар! Всё же идея с выкупом мне нравится больше. И, кажется, я даже знаю, с кем именно нам лучше вести переговоры…
— С кем же? — в унисон воскликнули мои собеседники.
— Вчера я немного пообщался с охранником моего дяди, — состроил я хитрую физиономию. — Уж не знаю, зачем к тщедушному человеку приставили столь мощного амбала, но парень показался мне обычным деревенским простаком. Слишком уж он и по виду, и по одежде отличается от других прислужников Аминокана. В общем, если подловить его где-нибудь и предложить кругленькую сумму, то, мне кажется, он должен согласиться пойти на сделку.
— А что, давайте попробуем, — обрадовалась Найтли. — Готова взять переговоры на себя! Несколько убедительных фраз по-португальски я точно смогу составить. Да и внимания как представительница слабого пола привлеку меньше.
— А если еще и переоденешься в местное платье, маскировка будет идеальной! — подытожил Вилли.
* * *
Мы быстро распределили наши обязанности. Вилли занялся подгонкой и починкой лошадиной упряжи, а мы с Найтли, выяснив, что через два дома от нас проживает деревенская портниха, направились к ней в поисках подходящего платья. Пожилая, еще не отошедшая от сна женщина долго мяла пухлые щеки, пытаясь понять, чего от нее хотят.
— Выбирайте что хотите, — отдернула она наконец занавеску, прикрывающую одну из стен. — Вот платье воскресное, вот обычная одежда, повседневная, есть и подвенечное одеяние…