– Буду краток, – начал Илья. – По данным, собранным как нашей разведкой, так и областной комиссией по организации поисков, в Кенигсберге за годы войны скопились поистине несметные культурные ценности. Кроме всего привезенного, в этом городе и без того были сосредоточены совершенно уникальные вещи. Взять хотя бы уникальнейшее кенигсбергское янтарное собрание. По моим данным, оно к 1945 году насчитывало более семидесяти тысяч экспонатов.
– Ну и что же из того? – никак не мог сообразить подполковник, бывший, что вполне естественно, весьма далек как от янтаря, так и от его возможной стоимости.
– А вот я как раз по этому поводу приготовил для Вас небольшую заметочку из «Таймс» по поводу одного экспоната, проданного в прошлом месяце на широко известном аукционе «Кристи».
Подполковник взял поданную майором ксерокопию газетной вырезки: «На состоявшемся позавчера аукционе, – начал читать он вслух, – среди прочих вещей был продан и крайне интересный экземпляр янтаря с находящимся внутри него жуком редкой породы. Янтарь был куплен коллекционером из Дюссельдорфа за двенадцать тысяч долларов».
Крайнев отложил вырезку и вопросительно взглянул на своего заместителя.
– Давайте теперь посчитаем, – продолжил Хромов, видя, что смысл заметки до его руководителя не дошел. – Если даже мы предположим, что каждый экспонат кенигсбергского собрания стоил только двенадцать тысяч, то, перемножив эту сумму на семьдесят тысяч единиц хранения, мы получим ни много ни мало восемьсот сорок миллионов долларов. И это если брать по минимуму. Хорошо известно, что в коллекции хранились и совершенно немыслимые образцы этой древней смолы стоимостью далеко за миллион долларов каждый! Другими словами, наш «Толмач», возможно, получил от своего отца сведения о том месте, где и по сию пору скромненько лежит миллиард долларов США!
В кабинете воцарилась звенящая тишина. Илья переводил дух, а Владимир Степанович постепенно начинал осознавать грандиозность проблемы, с которой он, волею случая, столкнулся 29 марта сего года.
– Но это еще ерунда, просто цветочки, – продолжал выпивший еще один стакан воды майор. – По обобщенным мною данным, в Кенигсберг, только по официальным каналам, поступило около ста пятидесяти четырех вагонов с ценностями, собранными немцами в крупнейших музеях нашей страны. А сколько всего было привезено туда в порядке, так сказать, личной инициативы? Я уже не стал приносить сюда все эти бесчисленные списки похищенного, их уж слишком много накопилось. И ведь практически все это исчезло бесследно. Допустим, десять процентов было найдено по горячим следам. Пускай еще десять процентов погибло во время боев. Но оставшиеся-то восемьдесят процентов, они-то где? Уж не там ли, где побывал наш танкист с сотоварищами и откуда, похоже, выбрался живым только он сам. Конечно, Владимир Степанович, я отнюдь не дипломированный специалист по оценке антиквариата, но даже мой приблизительный, наигрубейший и заниженный, где только можно, подсчет выводит нас на десятки миллиардов долларов, а уж рублей на столько, что я и чисел-то таких не знаю.
Изумленный этими безумными суммами, Владимир Степанович только молча разводил руками, не в силах вымолвить ни слова. В этот момент зазвонил телефон внутренней связи.
– Крайнев слушает, – прохрипел подполковник, пытаясь прочистить внезапно осипшее горло.
– У Вас там нет ли случайно Хромова? – защебетала телефонистка, – нигде не могу его найти, а к нему посетитель пришел.
– Это тебя ищут, – передал майору трубку Владимир Степанович.
После минутного разговора тот, извинившись, покинул кабинет, а подполковник продолжил просмотр оставленных им на столе документов. Был среди них и небольшой листок с выпиской из протокола допроса бывшего гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха, датированный 1952 годом.
Владимир Степанович прочитал его трижды. Всего несколько предложений, но нашу историю именно они и повернули, причем самым кардинальным образом.
Следователь : Какие Вы имеете сведения по поводу местонахождения Янтарной комнаты, вывезенной из-под Ленинграда в 1942 году?
Эрих Кох: Я уже показывал, что не имел к этому никакого отношения. Этим занимались специальные офицеры, направленные из Берлина Главным управлением имперской безопасности, а они мне не подчинялись.
Следователь: Но Ваш заместитель Диккель показал, что Вы были ознакомлены с донесением одного из этих уполномоченных. Он даже помнит, что это произошло седьмого апреля 1945 года. Привез этот доклад лейтенант Алоиз Штельке, и Вы ознакомились с его содержанием в его присутствии.
Эрих Кох: Не могу похвастаться такой памятью, как у Диккеля. Да, там было некое донесение просто ознакомительного, впрочем, порядка.
Следователь: Попрошу уточнить Ваше заявление. Какого рода сообщения содержал этот доклад?
Эрих Кох: Там что-то говорилось о том, что Янтарная комната, в числе других предметов, размещена в каком-то бункере под кирхой, располагавшейся, кажется, в районе Понарт. Но искать ее в данное время совершенно бесполезно.
Следователь: Почему?
Эрих Кох: Когда я читал этот доклад, кирха была уже взорвана спецкомандой.
Следователь: Кем взорвана, по чьему приказу?
Эрих Кох: Всем этим занимались особые команды. Подчинялись они только уполномоченным ГУИБ.
Следователь: Тогда мне непонятно, почему он прислал Вам этот доклад.
Эрих Кох: Таким образом производилась взаимная проверка и контроль за выполнением приказов.
Владимир Степанович отложил копию в сторону и задумался: «Похоже, майор прав, и все указывает на то, что «Толмач», в результате ряда совершенно немыслимых совпадений, получил сведения о том, где гитлеровцы сложили награбленные сокровища, оцениваемые в совершенно баснословные суммы. Мы-то считали, что его интересует только Янтарная комната, а он, может быть, нацеливается на куда более жирный куш. Хотя тут одно другому явно не мешает». Тут он припомнил, что как-то упустил из виду вопрос об отпечатках с той самой пленки, которую «Толмач» сдавал в проявку у «Сокола». Получить их не составило для него, естественно, никаких проблем. Посыльный через несколько минут принес увесистый конверт, и Владимир Степанович приступил к их изучению. Конечно, большая их часть не представляла оперативного интереса, но вот последние шесть сразу привлекли его внимание.
– Какой прекрасный образчик, – прошептал подполковник, рассматривая изображенный во всех ракурсах обрезок янтарной панели.
Насмотревшись вдоволь и отметив про себя, что качество фотоснимков вполне удовлетворительное, он вынул из дела «Толмача» список книг, посвященных непосредственно Янтарной комнате, и, набрав номер справочной, поручил оператору выяснить номера телефонов по фамилиям авторов этих книг. Через двадцать минут он уже располагал телефонами соответствующих специалистов, двое из которых, как оказалось, проживали к тому же в Москве.