Пол высунул из окна руки и, изображая примитивную пантомиму, свел вместе запястья, словно они были связаны.
На лице девочки мелькнуло нечто вроде понимания. Но в этот момент она повернулась влево, как будто ее кто-то окликнул, мило улыбнулась и пошла прочь.
– Нет! – закричал Пол.
Он совершенно позабыл, где находится.
В запертой комнате. Под охраной вооруженных людей.
Вопрос был только во времени.
И через секунду услышал топот шагов по плиткам, скрежет ключа в замке и злой, раздраженный говор.
Пол тщетно пытался приладить доску в окно, воткнуть ее на старое место, чтобы никто не заметил. Вел себя, как карапуз, который разбил вазу и старается склеить ее до прихода родителей. Все было бесполезно.
Первым появился тот самый человек, который учил их правилам. Он сразу заметил, что арестанты нарушили по крайней мере два из них. Не подходить к окнам. Не пытаться убежать. Секунду он стоял и просто смотрел на Пола, а тот сжимал в руке кусок доски и прикрывался им, как щитом. Но проку от него было мало. Колумбиец в три прыжка подскочил к нему и ударил прикладом по лицу. Голова Пола дернулась назад, он почувствовал на губах привкус крови. Доска со стуком упала на пол.
Пол заметил, как посерело лицо Джоанны. Колумбиец снова размахнулся и ударил его под подбородок. Пол прикусил язык и ощутил во рту осколок зуба. Отступил к стене и закрыл лицо руками.
– Опустить руки! – потребовал колумбиец.
Пол почувствовал в нем власть. Ему не требовалось силой отводить пленнику руки от лица силой. Он мог ему просто приказать.
– Нет! – взмолилась Джоанна. – Он не виноват. Это я его заставила. Оставьте его в покое. Пожалуйста.
Колумбиец вздохнул, сжал в кулаке ворот ее платья и приподнял Джоанну над полом.
– Если не уберешь руки, я ударю ее. Если снова закроешься, ударю сильнее.
Пол опустил руки.
Иногда им приносили газеты.
Позволяли такую роскошь. Роскошь бесконечно малую, поскольку они оба не говорили по-испански. Но кое-что Полу стало вспоминаться – сначала самые крохи, затем слова и выражения и наконец целые предложения.
Газеты давали возможность чем-то заняться. А Пол обнаружил, что заниматься хоть чем-нибудь было необходимо, чтобы все время не повторять про себя главный вопрос: «Что с нами будет?»
Парень оставлял им все газеты, которые выбрасывали охранники, – главным образом разнообразные таблоиды.
Последние страницы занимали местные разборки и, как вскоре догадался Пол, первые – тоже. Словно вся Колумбия представляла собой одно большое футбольное поле, и игроки, сражаясь не на жизнь, а на смерть, забивали друг другу голы. Левые ворота защищали их похитители – ФАРК; правые – USDF. А правительство беспомощно пыталось выступать в роли судьи.
Похищения, взрывы, убийства людей – так команды набирали очки.
Сообщения о похищениях не сходили с первых страниц газет. Их сопровождали архивные фотографии украденных людей: сенатор, сотрудник радио, бизнесмен (однако в этой галерее не было лиц Брейдбартов). Обычно сюда же добавляли снимки рыдающих жен, плачущих детей и мрачных семейных адвокатов.
По-испански похищение было «secuestro».
Взрывы случались почти с такой же регулярностью. Например, в городе Фортул десятилетнего Орландо Роперо, который любил футбол и музыку вентелло, какой-то подросток попросил доставить по адресу велосипед и дал за труды сумму, равную тридцати пяти центам. Но когда велосипед вместе с радостным и благодарным Орландо докатился до перекрестка, где дежурили два солдата, он просто-напросто взорвался. Дистанционный взрыв, как объяснили газеты.
Ответственность за него возложили на тех, кто находился прямо за этой дверью. На ФАРК. Эту статью Пол решил сохранить.
На такие взрывы неизменно следовал ответ справа – со стороны полувоенных подразделений Объединенных сил самообороны. Самооборону они понимали исключительно как уничтожение максимального количества людей, независимо от того, виноваты те в чем-то или нет. А генералиссимус этой внушающей священный трепет организации, этого объединения стражей закона и порядка, был препровожден в американскую тюрьму за контрабанду наркотиков.
В Штатах Пол, конечно, читал о Мануэле Риохасе.
Но как понять, кто он был такой – заправила наркобизнеса, законопослушный политический деятель, главарь USDF или сочинитель песен? И одно, и другое, и третье, а может быть, все, вместе взятое. Но сочинитель песен – это точно. Ему принадлежал хит номер один, который он написал для колумбийской певички Эви; иногда его крутили и в Штатах. Любовный мотивчик под названием «Я пою только для тебя». Ироническое название, если учесть, что эту самую Эви нашли в ее же пентхаусе с вырезанными голосовыми связками. Похоже, любовники поцапались. В итоге Эви решила не выдвигать обвинений и, когда ее попросили объяснить, кто это сделал, нацарапала в блокноте: «Ничего не помню».
Говорили, что убийства и пытки были подлинным призванием Мануэля Риохаса.
Он был из тех людей, чья фамилия постоянно сопровождается словом «подозревается». Например, подозревали, что на одной из своих многочисленных гасиенд он завел зоопарк, где, как говорили, скармливал своих недругов тиграм. Еще подозревали, что ему нравилось сбрасывать людей с вертолета «Черный ястреб» в бассейн с пираньями. И что он приносил человеческие жертвы на странных, кровавых обрядах сантерии [17] – тоже подозревали. Он явно был любимой темой бульварных газет, и те ненасытно выжимали из него все возможное.
Джоанна и Пол мусолили газеты до тех пор, пока их пальцы не темнели от краски, а глаза не начинали слезиться.
* * *
Как-то ночью Джоанна разбудила Пола и попросила присмотреть за ребенком.
Пол не сразу разобрался, что жена забылась.
И не понимает, что они не в гостиничном номере рядом с Джоэль, а в душной, запертой комнате, почти лишенной кислорода.
После второго мордобоя, когда колумбиец бил Пола прикладом, все его лицо саднило. Сама расправа продолжалась минут пять, но боль осталась надолго. Он лишился как минимум одного зуба, губа была расплющена, и ее до сих пор покрывала корка запекшейся крови. А потом они с середины комнаты сокрушенно наблюдали, как два охранника прилаживали на место новые доски и при этом все время на них ворчали.
– Тсс… – прошептал Пол Джоанне. – Ты спишь.
Жена открыла глаза.
– Мне показалось, что я услышала… – И она расплакалась. Тихие, приглушенные рыдания казались еще жалобнее оттого, что их не заглушали никакие звуки вокруг.
Пол обнял жену.