— Что там?
— Уехал на дачу.
— Звони туда.
Я снова закрутил диск телефона.
Ответила женщина — жена или домработница — не знаю.
— Михаила Харитоновича, пожалуйста.
— Минутку. Он только вошел. Снимает фуражку.
«Ну, все, — мелькнула тревожная мысль, — сейчас схлопочу упрек за тупость, глупость и нахальство, за неспособность схватить сказанное с одного раза. Затем, если кто-то перемножит эти качества, производное будет определяться одним словом — „некомпетентность“.
— Слушаю, Калашник, — суровый голос не оставлял надежды на спасение.
— Михаил Харитонович, прошу прощения, но я по поводу заметки. Той, которую мы уже обсуждали с вами. Может стоит еще раз проверить фамилии?
Произнося эти слова, я даже пригнулся, ожидая, когда мне врежут по шее. И вдруг услышал облегченный вздох:
— Наконец в «Красной Звезде» появился ответственный человек. Я уже сам собирался звонить Макееву. Читай.
Выслушав меня, Калашник сказал:
— Все верно, только прошу — поменяй местами фамилии мою и Ефимова. Его поставь вперед.
И Ефимов и Калашник были заместителями Епишева, равные по должностям и положению, но Калашник разыгрывал какую-то свою комбинацию, пропуская вперед Ефимова. В принципе, он мог бы сказать это и в кабинете у Епишева, но не сказал. Значит, были на то хитрые соображения внутреннего главпуровского ранжира, которые не понять посторонним.
Я поменял в информации фамилии местами.
— Вот видишь, — сказал Макеев, — а ты не хотел звонить.Учти, из-за такого пустяка серьезно портятся отношения…
Насколько ревниво следили начальники за соблюдением ранжира можно проиллюстрировать таким фактом.
Однажды «Красная Звезда» после принятия какого-то очередного «исторического» постановления ЦК сразу стала публиковать информации о том, как в войсках обсуждают и одобряют заботу Коммунистической партии о благе народа. В сообщении из Группы Советских Войск в Германии говорилось, что там состоялось собрание партийного актива, на котором выступил командующий войсками группы генерал армии И. Якубовский. Но оказалось, что наш корреспондент допустил ошибку. Доклад сделал не Якубовский, а член Военного совета группы войск.
Как бывает в таких случаях, верные Личарды из окружения командующего, который сам заметки такого рода вряд ли читал, показали ему материал с ошибкой. Безответственному корреспонденту «Красной Звезды» по всем правилам за такое полагалось накрутить хвоста. Но командующий знал, что такое аппаратный ранжир куда круче своего верного окружения.
— Кто делал доклад в Московском военном округе? — спросил Якубовский.
— Командующий войсками.
— В Ленинградском и Киевском?
— Командующие.
— Так неужели ни до кого из вас не дошло, что «Красная Звезда» просто не захотела нас подставлять? Везде доклады читают командующие, а у нас иначе? Думаете, на такое в ЦК не обратят внимание? Благодарить надо газету за то, что прикрыла нас, а не кричать об ошибках…
Знал Иван Игнатьевич, ой знал, что в Москве «Красную Звезду» читают и внимательно следят за тем, кто и как одобряет постановления партии и правительства. И, не дай бог, у кого-то бы возник вопрос: «А почему в этот раз отмолчался генерал Якубовский?»
Как рассказывал мне Александр Михайлович Набатчиков, который был помощником знаменитого сталинского наркома Лазаря Кагановича, Сталина мало волновало, кто прислал ему теплые поздравления к дню семидесятилетия, но зато вождь живо интересовался теми, кто поздравлений не прислал и старался выяснить — почему.
Я восхищен, я кричу «Ура!» утвердившейся в нашей стране демократии. Но в то же время уверен: в коридорах власти мало что изменилось.
— Не так сидите! — публично рявкнул первый гарант Российской конституции Борис Николаевич Ельцин на свое окружение.
«Каждый сверчок — знай свой шесток». Может ли демократия отменить эту народную мудрость?
Начальник политотдела пишет характеристику на своего зама: «Водку пьянствует, но с большим отвращением».
Жанр армейской политработы требовал, чтобы каждый политорган располагал своим активом. В него включались люди, которых можно было разбудить среди ночи, объяснить задачу, и они тут же были готовы обратиться к собранным на летучий митинг солдатским массам с призывом не жалеть крови и самой жизни за дело партии и товарища Сталина. Позже — за дело партии и товарища Хрущева. Еще позже… Короче, и так далее…
На фронте партийным активистам парторги давали партийные поручения при начале атаки первыми подняться в рост из окопов и бросить клич: «За Родину! За Сталина! Вперед!»
После войны активисты, выступая на митингах и собраниях, увлекали за собой призывным словом людей на другие дела: «Мы, советские воины, горячо одобряем новое историческое решение Коммунистической партии и Советского правительства об объявлении подписки на очередной денежный заем! Я первым обязуюсь подписаться на двухмесячный оклад, отдав свой заработок родному государству».
Старшина-сверхсрочник Коробов был партийным активистом с большим стажем. Поэтому политотдел поручал ему те выступления на митингах и собраниях, на подготовку которых отпускалось крайне малое время. Коробов знал о чем говорить, знал как надо говорить и никогда не отказывался говорить. Что поделаешь, он любил выступать, речи произносил с некоторой корявостью, но громко и убежденно одобрял даже то, что у других вызывало сомнения или оскомину.
27 июня 1945 года было объявлено о присвоении Верховному главнокомандующему Иосифу Виссарионовичу Сталину звания генералиссимуса. Из Главного политического управления в войска тут же полетела шифровка, требовавшая немедленно провести массовые митинги личного состава армии и флота, одобрить указ о присвоении товарищу Сталину нового звания, организовать всеармейское ликование и поток поздравлений в Москву.
Раз надо, да еще срочно, Коробова тут же вызвали в политотдел. Вручили свежий номер газеты:
— Читай, готовься. Выступишь сразу за командиром дивизии.
Замысел был прекрасный — сперва слова благодарности партии за присвоении Верховному высшего воинского звания произносит генерал, а вслед за ним слово получает простой старшина из линейного, так сказать, окопного подразделения. Разве не так?
И вот на плацу в каре выстроены боевые полки, которым вот-вот предстоит вторгнуться в Манчжурию и начать громить японских самураев. На трибуне Коробов. Динамики разносят над плацем слова его пламенной речи:
— Товарищи! Я, как и каждый советский воин, горячо одобряю и приветствую указ о присвоении Иосифу Виссарионовичу товарищу Сталину нового высокого воинского звания. Это выдающееся событие стало большой радостью в жизни каждого советского человека и в моей лично. Да здравствует товарищ Сталин, славный генерал наших побед и величайший сиссимус всех времен и народов!