Манов был отличным строевиком: четко рубил шаг, в движении делал взмах рукой назад до отказа, вперед — до пряжки ремня. С собой он всегда носил бархотку и по несколько раз в день доводил сапоги до зеркального блеска.
Подполковник гордился тем, что именно ему, а не кому-то другому поручили подготовить взвод почетного караула, предназначавшийся для встречи на станции Отпор великого китайского вождя Мао Цзэдуна, который собирался приехать в Советский Союз. Манов с заданием справился и получил право командовать этим взводом в момент встречи гостей. Единственное, что его удручало — великий китайский вождь увидел его в майорских погонах. Трудно объяснить почему, но Манова заставили переодеться в канун самой встречи. Такое понижение в звании на один день больно задело самолюбие Манова, но от чести быть начальником почетного караула отказаться не заставило.
На станции Отпор почетный караул при встрече Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая блеснул выучкой и получил благодарность. А остроумцы в дивизии стали называть бравого подполковника не иначе как «майор Манов Цзэдун».
Так вот, лихой строевик, «майор Манов Цзедун», вызванный комдивом, подбежал и подобострастно окостенел перед генералом в позе высшей офицерской почтительности.
— Сколько у тебя на губе постояльцев?
— Тридцать, товарищ генерал. Двадцать два солдата, пять сержантов и три офицера. Двадцать пять наши — кавалеристы, пять из других частей гарнизона.
— Старшина! Вместе с подполковником в машину. Отбери мне стрелков на пятнадцать отличных оценок. И мигом с ними сюда. Будем спасать дивизию. За все отвечаешь ты лично…
Уже через полчаса из гарнизона прикатил бортовой «Студебеккер», в кузове которого сидели солдаты и офицеры, вызволенные на время из заточения.
— Слезай!
Арестанты высыпались из грузовика дружной толпой. У комдива глаза округлились. Старательный уставник Манов погрузил в машину сидельцев губы в том виде, в каком их ежедневно возили на общественные работы — подметать плац дивизии и дорожки у штаба, — в расхристанном виде — без поясов.
— Не мог привезти их сюда одетыми по форме? — спросил комдив с раздражением.
— Ремни арестованным по уставу не положены, — спокойно отрезал Манов.
— А оружие им в руки можно дать? — ехидно поинтересовался генерал.
— Это как вы прикажете.
— Приказываю: первым делом опоясай людей.
В спешном порядке пришлось снять ремни с солдат роты, которая уже отстрелялась.
— Старшина Сараев, — приказал комдив, — объясни солдатам задачу. Тех, кто не сможет сделать отличной оценки, на огневой рубеж не пускай.
На «губе» сидели «хинганские орлы» с боевым опытом, приобретенным в боях в на сопках Маньчжурии, и потому оружие получили все.
Началась стрельба.
Бах! Бах! Бух!
Стрелки на огневом рубеже принялись ковать оценку дивизии.
Подполковник Манов, следивший за результатами, поднял руку — отлично.
Почин был сделан.
— Товарищ генерал, — старшина Сараев из-за спины Ягодина, как бес-искуситель, прошелестел в начальственное ухо. — За отличные оценки я обещал стрелкам амнистию. Слово за вами.
Такого нахальства от старшины Ягодин не ожидал. Если честно, он и сам размышлял над тем, как отметить стрелков, коли те вытянут оценку дивизии, но уступать старшине инициативу в таком деле ему не хотелось.
— Ну, ты и нахал, старшина! У тебя что, есть право кого-то амнистировать?
— Я от вашего имени…
— А ты знаешь, кто по уставу может говорить от моего имени? Только начальник штаба. Да и то он всегда со мной согласовывает, что говорить… Короче, обещать надо только то, что в силах сделать сам…
Бах! Бух! Бах!
И снова Манов подал знак — оценка отлично.
Все, кто слышали разговор, понимали — амнистия самое лучшее, что генерал может предложить сидельцам губы, от этого никуда не уйти, но Ягодину хотелось промурыжить Сараева, заставить его попотеть.
— Ох, товарищ генерал! — Старшина тяжело вздохнул. — Прошу прощения, но я нас вас сейчас очень удивляюсь. Я, конечно, отвезу всех обратно на губу, похожу дураком с недельку, пока все не забудется, а вот что будет с авторитетом нашего командира дивизии? Это же только подумать! Солдаты поверили в его справедливость, а вы авторитет нашего генерала сильно подрываете. Я бы на вашем месте говорил, что все эти стрелки еще вчера с гауптвахты отпущены…
Тра— та-та-та! -простучал на огневом рубеже пулемет.
И опять — оценка отлично.
— Ты слышал? — Ягодин обратился к начальнику политотдела полковнику Сорочану, но в его голосе уже звучали нотки примирения. — Он не просто наглец. Он ко всему шантажист.
— Кто? — спросил Сорочан.
— Ты что, не понял?
— Чего не понял? То, что старшина привез на стрельбище группу комсомольцев, которым дорога честь дивизии, и они ее спасают? Это я понял.
— Смотри, куда тебя повело, — Ягодин растерянно разгладил усы. — Ты это всерьез?
— А ты как думаешь? Завтра мне писать донесение в политуправление. Вынужден буду назвать фамилии отличившихся. Потом выходит нужно добавить, что все они со стрельбища вернулись на гауптвахту? Так?
— Старшина, отойди от меня, — Ягодин улыбнулся. — Что ты бандит — это ясно. А вот от полковника такого не ожидал…
— Товарищи солдаты, кто любит фортепьянную музыку? Отлично, рядовые Шмулевич и Рабииович. Команиру полка привезли рояль. Вам поручается занести его на третий этаж.
Командир отчитывал подчиненного:
— Я не раз предупреждал, что обувь у солдата должна блестеть. Почему у вас ботинки грязные?
— Это вас не касается, товарищ капитан.
— Что значит «не касается?» Отвечайте на мой вопрос: почему ботинки не чищены?
— Сапожный крем кончился, товарищ капитан.
— Это меня не касается.
— Я же вам так и сказал сразу. Зачем было на меня обижаться?
Считается, что анекдоты выдумывает кто-то очень талантливый. Это не так. Анекдоты рождает жизнь.
Батарее капитана Романова предстояла инспекторская проверка по стрелковой подготовке. Старшина Копосов загодя раздобыл несколько листов фанеры для изготовления мишенных щитов. Когда солдаты притащили фанеру в батарейную каптерку, ее увидел комбат. Увидел, и сразу, как говорят, положил на нее свой глаз.
— Старшина, я давно обещал сыну слепить голубятню. Пусть ребята отнесут фанеру ко мне домой.
Копосов пытался дергаться.
— Товарищ капитан! Скоро стрельбы. У нас нет мишеней.