– Она погибла на эшафоте во время Террора, но у меня есть двое детей: девочка пятнадцати лет и мальчик примерно одного возраста с Артуром. Я думаю, они его охотно примут в нашу семью... Однако позвольте задать вам один вопрос.
– Прошу вас.
– Вы так заботитесь о мальчике, значит, вы его любите. Мне сказали, что вы скоро выходите замуж. Не найдется ли в вашей новой семье места для него? По крайней мере, до тех пор, пока не осуществится его мечта?
Она остановила его рукой, лежащей на его руке, и, очень близко приблизив свое лицо к его лицу, сказала с дрожью в голосе:
– Именно потому, что я его люблю, я и хотела бы, чтобы он был в безопасности, а значит, подальше от Англии. К тому же, – продолжила она уже более легким тоном, – мой будущий супруг совсем не хочет взваливать на себя заботу о моих родственниках. В некоторой степени я могу его понять.
– Он женится на вас и осмеливается ставить условия? Он должен бы порхать от счастья, ибо, как я предполагаю, он не первый ваш претендент?
Она тихо засмеялась, напомнив Гийому смех Мари-Дус:
– Это что, галантный намёк на то, что мне давно пора обрести семью? Мне и правда уже двадцать семь лет. Правда и то, что этот дорогой Томас уже давно добивается меня и даже устранил нескольких своих конкурентов. Но успокойтесь: он порхает от счастья очень сдержанно….
– А вы? Вы любите его?
– Это не тот вопрос, мой дорогой дядюшка, и, по правде сказать, вы, французы, неисправимы: послушать вас, так любовь – это самое главное в жизни...
– Мне жаль вас, если вы в вашем возрасте думаете иначе. Ваша матушка была совсем маленькой девочкой, когда я впервые встретил ее, да и мне было чуть больше, но вот спустя столько лет моя любовь к ней осталась прежней...
Лицо этой странной девушки вдруг посерьезнело.
– Так же как и ее любовь к вам, и вот во имя этой любви я и заклинаю вас увезти Артура отсюда...
Сказав это, она слегка подтолкнула Гийома из дверей и быстро их закрыла. У порога его уже поджидала карета с двумя слугами, один из которых открыл перед ним дверцу. На облучке Сэм Уэлдон сидел, замерев, как статуя, сраженный окружающей обстановкой. И лишь когда пассажир устроился в карете, он спросил:
– Куда желает ваша милость?
Один из слуг спросил Гийома и сообщил кучеру место назначения. Кучер щелкнул кнутом, и карета, нагруженная багажом, тронулась в путь.
Стоя у застекленной двери, вслед отъезжающему экипажу смотрела Лорна Тримэйн. Экипаж вскоре скрылся в пелене мелкого дождя. Ее улыбка, так же как выражение ее лица, была необъяснима.
Два дня спустя состоялись похороны Мари посреди рощи в часовне, над которой возвышалась четырехугольная башня. Она была похоронена по католическому обряду, ибо Мари никогда не меняла религию, с самого детства. Очень простая церемония была одновременно вызовом и персональной победой сэра Кристофера. Действительно, если, начиная с правления Георга III, англиканская церковь закрывала глаза на то, что кое-где сохранялись «папские» священники и католики могли молиться так, как это было им положено, и частным образом справляли все требы, они все-таки подвергались гонениям. Так, им было запрещено открывать свои школы. Что же касается свадеб и похорон, то они публично проводились по англиканскому ритуалу.
Мари получила благословение французского каноника-эмигранта. Он давно был ее духовником, и Гийом видел его в комнате покойницы. Он жил в пристройке к замку, где поселил его лорд Астуэл.
Как в большинстве больших английских поместий, захоронение сеньоров находилось на границе поместья и деревни, которая относилась к его владениям. Вот там и было помещено тело покойной.
Во время этой печальной церемонии Гийом постоянно следил за сэром Кристофером, Лорной и Артуром. Глаза вдовца были обведены почти черными кругами, он был очень бледен, и все-таки казалось, что в душе его царило странное умиротворение. Выходя из склепа, он погладил гроб покойной, как будто говоря ей: «Я скоро приду. Ты не долго будешь одна». И Гийом почувствовал, как жестокая ревность захлестнула его и еще усилилась, когда он взглянул на Лорну.
Молодая женщина в глубоком трауре, не стесняясь, плакала, изливая свое горе. И все-таки она была воплощением молодости и жизни. Мысль о том, что он больше никогда ее не увидит, усиливала горе Тремэна: ему казалось, что он во второй раз теряет Мари. Что касается мальчика, то он стоял очень прямо в траурной одежде и, казалось, не видел никого и ничего, не чувствуя даже руки сестры на своем плече. Но во взгляде и сжатых губах чувствовались напряжение и тревога: он знал, что через некоторое время он покинет все то, что составляло его жизнь здесь, и уедет с незнакомым человеком в страну, которую он не любит. Гийом с болью в сердце думал о будущем, скрытом туманом: сможет ли этот враждебно настроенный мальчик стать когда-нибудь его сыном?
Когда церемония закончилась, Артур повернулся к сестре и сухо спросил:
– Я должен уехать тотчас же?
– Через некоторое время. Надо дать время мистеру Бренту собрать ваши и свои вещи, ведь он едет с вами. Мне кажется, это вас немного успокоит.
Действительно, Гийом, узнав о том, насколько привязан молодой учитель – ему было двадцать пять или двадцать шесть лет – к своему ученику, предложил ему продолжить обучение Артура, если перспектива жить во Франции не была ему неприятна, и, к своему удивлению, получил его полное согласие. Джереми Брент был ему даже признателен за такое предложение:
– Не скрою, мысль о расставании с Артуром мучила меня, месье Тремэн. Он только с виду трудный ребенок, на самом деле у него тонкая душа и острый ум. И Франция вовсе не пугает меня: одна из моих бабок была из Нормандии.
Лорд Астуэл очень одобрил такое положение вещей и очень хвалил профессиональные качества молодого наставника. Это несколько разрядило напряжение между Артуром и его отцом. Поэтому он ответил Лорне, скрывая улыбку:
– Да, я очень рад. Когда я буду с ним, мне не будет казаться, что я брошен...
– Не понимаю, почему у вас создалось такое впечатление. Попробуйте вспомнить, что рассказывала вам матушка об этом человеке!
– Она любила его, а любящие люди очень снисходительны. А мне он совсем не нравится... хоть он и здорово нокаутировал Эдуарда. Я очень благодарен ему за это...
– Это только начало! Но мне кажется, я понимаю, почему он вам не нравится. Это потому, что вы находите его слишком на вас похожим. Вам кажется, что вы видите себя в нем, когда вырастете...
– Может быть, вы и правы...
– Тогда позвольте мне успокоить вас: вы слишком разные. Мне кажется, месье Тремэн – единственный в своем роде, – добавила она с легкой улыбкой, положив ласковую руку на голову мальчика. Он вдруг прижался к ней, и в глазах его наконец появились слезы: