Я не спал почти до самого рассвета — писал Алисе, пересказывая ей, изо всех сил стараясь быть бесстрастным, все, что произошло накануне, и даже поделился опасениями насчет собственного душевного здоровья. В конце письма я все-таки признался ей в том, что считаю опасным встречаться в доме; мне было все равно, куда ехать, только не в Феррьерз-Клоуз. Потом я лег на кровать, и из тяжелого забытья меня вывел звонок будильника.
Пересекая детский парк Корамз-Филд и вдыхая сложную смесь запахов свежескошенной травы, дизельного топлива газонокосилок и мини-зоопарка, я подумал о том, захочет ли Алиса теперь, после излечения, иметь детей. Раньше никто из нас не поднимал этот вопрос. Возможно, мне и не следовало спрашивать самому, но вдруг случится так, что она захочет… И что мы скажем своим детям? «Ваша бабушка? О, она убила свою сестру, полиция ее так и не поймала». Нет уж, я буду лгать им, как лгала мне моя мать.
Пожалуй, лучшее, что я мог бы сделать для всех вовлеченных в эту историю — по крайней мере для тех, кто еще жив, — это спуститься по улице Дафти, к которой я сейчас приближался, оттуда свернуть на Бедфорд-Роу и вернуть ключи секретарю господина Грирстоуна. Потому что я до сих пор не был уверен в том, что моя мать действительно убила Энн. И, поскольку доказательства были практически исчерпаны, не стоило продолжать поиски. Я уже почти поверил в то, что шепот был моим ночным кошмаром. Надпись «Мисс Джессел» на листе бумаги со временем потускнеет, и следа от нее не останется. Мисс Хамиш я скажу, что тщательно осмотрел весь дом и ничего не нашел.
Только мне придется вернуться туда в последний раз, поскольку дневник Энн остался на столе в библиотеке. Вместе с планшеткой, посланиями и початой бутылкой виски. Да и на кушетке был небольшой беспорядок.
Я мог бы смахнуть бумагу со стола, смять ее не глядя. Убраться в библиотеке, положить дневник Энн в тайник, запереть дом и вернуть ключ в адвокатскую контору. Ставни были открыты, привидения не ходят по дому при свете дня. Я кликнул такси и, пока оно останавливалось, успел передумать, так что водителю уже говорил, чтобы вез меня в архив. Все-таки для начала я должен был успокоить душу, выяснив все про Хью Монфора. Пока мы ехали к архиву, я вдруг вспомнил, что не знаю его второго имени, так что лучше бы начать с изучения микропленок газеты «Таймс» в Британской библиотеке, где могло остаться объявление о помолвке. В архив все равно пришлось бы возвращаться. Собственно, а к чему вообще были эти поиски? В четыре утра мне казалось совершенно необходимым доказать, что шепот ошибался. Теперь эта идея представлялась полным безумием.
Двери архива уже были открыты, когда я поднялся по ступенькам. Небольшая группка посетителей быстро распределилась по стойкам регистрации, и я остался наедине с реестрами, в которых были зафиксированы все смерти за период с 1945 по 1955 год. Я хотел лишь одного: не найти ничего.
Ничего и не нашел, пролистав записи за второе полугодие 1949 года. Ничего не оказалось и в первом, втором и третьем кварталах 1950 года. Но в реестре смертей за октябрь — декабрь 1950 года обнаружил собственное имя:
Монфор, Джерард Хью, младенец, Вестминстерский округ.
«Филли убила нас всех, по очереди. И Хью тоже. Филли убила Хью, Джерард, просто ты этого еще не знаешь».
Я заполнил форму запроса на Джерарда Хью Монфора, младенца, с таким ощущением, будто заказываю собственное свидетельство о смерти. Экспресс-почтой за 24 фунта мне гарантировали его доставку уже к вечеру. После этого я вернулся к регистрации рождений, где обнаружил запись, сделанную во втором квартале 1950 года, тоже в Вестминстерском округе.
Сведений о браке между Филлис Мэй Хадерли и Хью Монфором не имелось. Хью Монфор не значился и среди умерших. Я пролистал оба реестра вплоть до 1963 года — именно в том году моя мать вышла замуж за Грейема Джона Фримана в Мосоне.
Причем под своей девичьей фамилией, осенило меня, когда я уже закрывал архивный том. И тут же отчетливо вспомнилось усталое лицо матери на свадебной фотографии из Мосона — уже немолодое, с напряженной улыбкой. А следом за ним в памяти всплыла фотография, на которой моя молодая счастливая мама держит на руках малыша. Джерард Хью Монфор, младенец. Умер.
Из интернет-кафе я написал Алисе, рассказав о своей находке, при этом я чувствовал себя, словно потерпевший кораблекрушение, который отправляет весточку о себе по волнам, в бутылке.
Остаток дня я провел в читальном зале Британской библиотеки, просматривая микропленки с «Таймс», где пытался отыскать сначала объявление о помолвке Энн Хадерли и Хью Монфора — безрезультатно, а начиная с 1 октября 1950 года упоминание о смерти младенца Джерарда Хью Монфора. Уже минут через двадцать я понял, что напрасно трачу время: свидетельство о смерти даст мне точную дату его кончины. Я вернулся к 6 октября 1949 года, дате смерти Айрис Хадерли, и стал просматривать странички семейной хроники, выискивая крохотное объявление — учитывая, что ни Хадерли, ни Монфоры не значились в списке именитых горожан. Когда у меня от напряжения заломило плечо, я вышел на балкон и, перегнувшись через перила, посмотрел на мраморный пол нижнего этажа. И подумал, что ничего не изменится в этом мире, если я вдруг оступлюсь и упаду вниз.
В половине четвертого я позвонил в архив, где мне сообщили, что свидетельства о смерти прибудут не раньше утра понедельника. Я решил поработать еще часок — механическая работа, по крайней мере, отвлекала меня от мыслей о Джерарде Хью Монфоре, младенце, а потом перекусить и в последний раз наведаться в Феррьерз-Клоуз. Будет еще светло, рассудил я.
Вернувшись к микропленкам, я вдруг вспомнил кое-что из письма мисс Хамиш: Питт-старший — Эдвард Никол Питт, адвокат, 18 Уэтстоун-Парк, — неоднократно давал объявления в газете, пытаясь разузнать что-либо об Энн, которую в последний раз видел 26 октября 1949 года. Я даже мог вспомнить это объявление дословно. И вот начиная с конца ноября я стал скрупулезно просматривать колонки объявлений, пока не нашел запись, сделанную 16 декабря 1949 года:
Просьба ко всем, кому что-либо известно о местонахождении Хью Росса Монфора, до последнего времени проживавшего по адресу: 44 Эндслей-Гарденз, связаться с адвокатской конторой Питт энд К° по адресу 18 Уэтстоун-Парк, Холбурн.
Это объявление повторилось еще пару раз с интервалом в две недели. Я начал просматривать пленки за февраль и март, рассчитывая вот-вот наткнуться на нечто подобное, связанное с исчезновением Энн. Подчиняясь четкому рабочему ритму, я успевал пробежать пять дней за минуту, шесть минут уходило на месяц. Добравшись до конца июня, я прервался, чтобы свериться с письмом мисс Хамиш. Господин Питт был обеспокоен, когда она пришла к нему в феврале 1950 года. «Он поднял на ноги полицию, неоднократно помещал объявления в газете». Разумеется, он бы не стал ждать четыре месяца. Я работал быстро, но внимательно, проверяя каждую дату, чтобы ничего не пропустить; я твердо знал, что просмотрел каждое объявление. Мои поиски продолжались вплоть до декабрьских номеров газеты, но я так ничего и не обнаружил.
* * *