— Что же ждет этих бедных детей?
— С шести лет начинается военная муштра. И все делается по расписанию — уход за скотом, мытье полов, чистка пуговиц, даже кормление малышей грудью. За малейшее неповиновение — порка.
Кэтрин, не в состоянии поверить услышанному, только ахала:
— И люди соглашаются так жить?!
— Они всего-навсего — крепостные, рабы, и им все равно, кому подчиняться — господину или офицеру. Однако многие сопротивлялись, уходили в бега и скрывались в лесах. В Чугуевском поселении даже началось восстание, и военный трибунал вынес десятки смертных приговоров. Мятежников не расстреляли, а заставили двенадцать раз пройти сквозь строй из тысячи солдат. Более полутора сотен человек погибли под ударами шпицрутенов.
Кэтрин взглянула на Владимира, словно пытаясь найти подтверждение этой возмутительной истории, но он старательно игнорировал женщин, считая подобный предмет совершенно неподходящим для обсуждения. Но его жена была в своей стихии, особенно заполучив такую внимательную слушательницу. Кроме того, у нее была склонность драматизировать события, и у него не хватало духу помешать развлечениям Маруси.
— Александр лично следил за этими поселениями. Как и царь Николай. Но последний в отличие от брата по-настоящему военный человек и требует порядка, чистоты и размеренности. Князь рассказывал, что царь даже велел поставить походную кровать в дворцовую спальню и берет эту кровать с собой, когда объезжает империю, инспектируя войска. Князь Дмитрий несколько раз сопровождал государя, когда служил в императорской гвардии.
Кэтрин ничего не знала об этих отборных, привилегированных частях и о том, что Дмитрий когда-то служил в них, но Маруся быстро исправила упущение. И поскольку речь зашла о Дмитрии, интерес Кэтрин к беседе, естественно, значительно возрос, как, впрочем, и раздражение Владимира. Одно дело, когда жена сплетничает о князе со слугами, преданными барину, и совсем другое — обсуждать его дела с чужачкой, особенно с этой англичанкой.
Описав короткую, но блестящую военную карьеру Дмитрия, Маруся продолжала с гордостью рассказывать о его генеалогическом древе, восходившем к самому Рюрику, варягу, считавшемуся основателем государства Российского.
— Рюрик пришел из Скандинавии и поселился вместе с другими варягами на реке Днепр, став вождем одного из славянских племен.
— Вы имеете в виду викингов? — догадалась Кэтрин, удивленная, что не связала раньше эти два понятия. Дмитрий действительно чем-то походил на древнего викинга. — Ну конечно. Я должна была сообразить. Рост, цвет волос…
— Викинги, варяги — все одно и то же, но в России немного таких высоких людей, как наш князь. Правда, и царь Николай ему ростом не уступит.
В последующие дни, запертые в экипаже и предоставленные самим себе, Маруся и Кэтрин коснулись каждого возможного предмета беседы по крайней мере дважды. Кэтрин узнала о всех родных Дмитрия — о старшем брате Михаиле, погибшем на Кавказе, о сестрах и их семьях, о всех незаконных детях, к которым относились точно так же, как к законным, и о тетке Дмитрия, Соне, которая, если верить Марусе, была настоящей тиранкой. Для Маруси не было никаких запретов, даже когда речь шла о финансовом положении Александровых. Текстильные и стеклодувные фабрики, медные рудники, огромные поместья на Урале, где жили больше двадцати тысяч крепостных, летняя резиденция на побережье Черного моря, дворец на Фонтанке в Санкт-Петербурге, еще один — в Москве, Новосельцеве — и это далеко не весь список фамильных владений.
Кроме того, у Дмитрия было собственное огромное состояние, унаследованное от матери, не говоря о бесчисленных предприятиях, рассеянных по всей Европе, но о них Маруся знала немного. Зато Владимир, которому было все известно, предпочитал помалкивать. Маруся упомянула лишь о пяти судах, флорентийском замке, вилле во Фьезоле и загородном поместье в Англии и объяснила, что до гибели Михаила Дмитрий проводил гораздо больше времени за границами России, чем в самой стране.
Когда Маруся завела речь о крепостных, Кэтрин обнаружила, что порка и различные наказания широко применялись помещиками, чтобы добиться повиновения от крестьян. Теперь Кэтрин поняла, почему слуги Дмитрия были так свирепо преданы барину и предпочитали оставаться в его собственности, чем работать за нищенскую плату в ужасных условиях и жить в грязных лачугах.
— Да вы знаете, какой у нас год на дворе?!
Маруся, поняв, что хочет сказать Кэтрин, рассмеялась:
— Многие цари говорили об отмене крепостного права. И Александр, и Николай хотели сделать это — ведь они видят, как мы отстали по сравнению с другими странами. Но придворные и советники приводили им множество причин, почему этого делать не стоит, почему сейчас неподходящее время и тому подобное.
— Иначе говоря, они поддаются давлению со стороны помещиков, которые отказываются освободить рабов, — фыркнула Кэтрин.
— Благородные господа… — пожала плечами Маруся. — Что с них возьмешь? Люди боятся перемен.
— Но Дмитрий совсем другой, — задумчиво заметила Кэтрин. — Он не похож на остальных русских дворян, не так ли?
— Нет, и в этом заслуга его матери. Она воспитывала его единолично, пока к ним не переехала Соня. После этого они начали каждая тянуть мальчика в свою сторону. И ненавидели друг друга, что еще ухудшало положение. Князь так и не забыл, чему его учила мать, и особенно ненавидит издевательства над крестьянами. Крепостное право — вовсе не русский обычай! Ведь в России не было рабства до Алексея Тишайшего, отца Петра Великого, который запретил слугам переходить от одного хозяина к другому.
Кэтрин было о чем подумать во время этого путешествия, особенно о том, что Россия — прекрасная страна, если, конечно, не замечать жестокости и несправедливости. Даже подумать страшно, что такая огромная власть сосредоточена в руках жалкой кучки дворян! Господи, можно только представить, какие реформы начал бы немедленно проводить ее отец! Здесь многое нуждалось в переменах, слишком многое, чего не по силам Добиться одному человеку… нет, это не правда. Царь здесь абсолютный властелин, и если один монарх может превратить миллионы людей в рабов, то другой способен их освободить.
У Кэтрин даже голова разболелась. Будь это ее родина, она с ума бы сошла от бессилия и невозможности сделать что-то для улучшения условий жизни. Но с другой стороны, будь эта страна ее родиной, у Кэтрин наверняка появились бы другие воззрения. Хорошо, что она не пробудет здесь долго! Кстати, зачем вообще она должна здесь оставаться? Только потому, что так пожелал Дмитрий? Ха!
На первой же почтовой станции, где меняли лошадей, Кэтрин долго взвешивала шансы ускользнуть незамеченной и отнюдь не обрадовалась, узнав, что ничего не выйдет. Владимиру поручили следить за ней и держать подальше от посторонних глаз, и он, как всегда, относился к приказу крайне серьезно. Когда слуга отлучался, его место занимали Маруся или Лида.
По ночам, когда они останавливались на ночлег в поместьях друзей Дмитрия, Кэтрин укладывали вместе со служанками, на полу, куда стелили жесткий тюфяк. Конечно, она могла бы спать в доме, на мягкой постели, но, вероятно, не одна. Дмитрий не раз предлагал ей это. Но узнав, какова истинная судьба русских крестьян, и возмущенная тем, что Дмитрий и ее посчитал простолюдинкой, Кэтрин, охваченная неудержимым гневом, лишь укрепилась в своем упрямстве. Если она ничем не лучше остальных слуг, зачем делать для нее исключение? Она не допустит этого. Либо пусть верит ей, либо Кэтрин останется в людской и разделит участь несчастных крестьян. Больше никаких полумер! У нее слишком много гордости, чтобы подбирать крошки его великодушия и щедрости, не зная, кем он в действительности ее считает.