Алекс вынул из кармана брюк носовой платок и вытер лезвие. Осмотрев его при тусклом уличном свете, протер еще раз. Он шел, яростно полируя тонкую сталь, пока не остановился и не спросил себя: «Что я, собственно, делаю? Оно уже чистое». Вульф выбросил платок и вернул нож в чехол под мышкой. Переулок вывел его на улицу. Вульф осмотрелся и зашагал в направлении Старого города.
По пути он представлял себе тюремную камеру. Всего шесть футов в длину и четыре в ширину, половину камеры занимает кровать. Под кроватью находится параша. Стена из гладкого серого камня. С потолка свисает маленькая электрическая лампочка. В одном конце камеры — дверь. В другом — квадратное окошко как раз на уровне глаз: через него виден клочок ярко-голубого неба. Вульф попытался вообразить, как просыпается утром и, увидев перед собой эту картину, вспоминает, что находится в тюрьме уже год и предстоит еще девять долгих мучительных лет. Воспользовавшись парашей, он моет руки в маленьком тазике в углу. Мыла нет. Через узкую прорезь в двери ему просовывают тарелку с холодной кашей. Он берет ложку, зачерпывает, подносит ее ко рту, но не может проглотить пищу — его душат рыдания.
Алекс потряс головой, чтобы избавиться от кошмарного видения. «На этот раз я был на волоске, — подумал он, — и все же я выкарабкался». Тут он заметил, что редкие прохожие, попадающиеся навстречу, кидают на него странные взгляды. В витрине ближайшего магазина сверкнуло зеркало, Вульф подошел к нему. Выглядел он неважно: волосы в беспорядке, лицо в синяках и вся правая половина его распухла, один рукав рубашки оторван, на воротнике — кровь. Дыхание после бега и борьбы все еще не восстановилось. «Да уж, доверия я не внушаю, — подумал он, — следует держаться подальше от главных улиц».
Алекс свернул в первый же попавшийся по дороге переулок. Эти придурки в Берлине всунули ему поддельные деньги! Неудивительно, что они были так щедры, если учесть, что сами же их и напечатали. Что за непростительная глупость? А может быть, это не просто чей-то недосмотр? Вульф на минуту остановился. Разведкой заведовали военные, а не нацистская партия, а Канарис, как известно, не самый ярый приверженец Гитлера.
«Вернувшись в Германию, в первую очередь позабочусь о том, чтобы в военной разведке провели чистку…»
Как же все произошло здесь, в Каире? Он быстро тратил деньги. Фальшивки проникли в обращение. Банки выявили поддельные купюры — нет, не банки, скорее главное казначейство. В любом случае кто-то отказался принять эти деньги, и по Каиру тут же поползли слухи. Владелец ресторана заметил, что с деньгами Вульфа дело не чисто, и вызвал полицию. Алекс горько усмехнулся, вспомнив, как был польщен, когда его угостили бренди за счет заведения, — а ведь это была лишь уловка, чтобы задержать преступника на месте до прибытия полиции.
Вульф подумал о человеке на мотоцикле. Интересно, они там, в полиции, совсем спятили? Гоняются за нарушителями по лестницам, не слезая с мотоцикла! Наверное, разгадка в том, что у преследователя не было пистолета, вдруг понял Алекс, а иначе он бы просто подстрелил беглеца, как куропатку. Шлема на нем, кстати, тоже не было, значит, это не полицейский. Неужели кто-то из разведки? Уж не майор ли Вандам собственной персоной?
Вульф надеялся, что это так.
«Я его порезал, — подумал он. — Довольно сильно. Интересно, куда я попал? В лицо?»
Хорошо бы это оказался Вандам.
Но сейчас куда важнее другая насущная проблема. В данный момент Соня находится в руках у полиции. Она, наверное, скажет, что едва с ним знакома, сочинит какую-нибудь историю о том, как подцепила его в клубе. Вряд ли ее задержат надолго: Соня — местная знаменитость, звезда, что-то вроде египетской героини, — посадить ее в тюрьму означает нажить настоящие неприятности. Конечно, ее скоро отпустят, но она будет вынуждена дать им свой адрес. Следовательно, дорога в плавучий домик для Вульфа закрыта. При этом ему необходимо место, где можно было бы отдохнуть пару часов и привести себя в порядок, ведь он совершенно измотан, да и вид у него подозрительный.
Такое с ним уже случалось: усталый, преследуемый полицией, он бродил по этому городу, не зная, куда приткнуться. Тогда он не решился пойти к Абдулле, но на этот раз других вариантов не существовало.
Алекс шагал к Старому городу, с неудовольствием осознавая, что Абдулла — его последняя надежда. Подойдя к его дому, он нырнул под арку, прошел по длинному темному коридору и взобрался по каменной спиралевидной лестнице.
Абдулла сидел на полу рядом с каким-то незнакомым типом. В воздухе висел травяной запах гашиша. Абдулла поднял глаза на Вульфа, улыбнулся ему широкой сонной улыбкой и заговорил по-арабски:
— Это мой друг Ахмед, которого еще зовут Алекс. Добро пожаловать, Ахмед-Алекс.
Вульф сел на пол рядом с ними и поприветствовал их на арабском.
— Мой брат Ясеф хочет задать тебе одну загадку, над которой мы бьемся вот уже несколько часов, с тех пор как затянули кальян…
С этими словами Абдулла передал трубку Вульфу.
— Ахмед-Алекс, друг моего брата, добро пожаловать. Скажи мне вот что: почему британцы называют нас «вогами»?
Ясеф и Абдулла расхохотались — было видно, что они здорово накурились. Должно быть, это продолжалось весь вечер. Он затянулся и передал трубку Ясефу, оценив крепость используемой ими травки. Абдулла знал, где находить наркотики лучшего качества.
— Как ни странно, я знаю ответ на вашу загадку. Когда египтяне строили Суэцкий канал, им выдавали специальные рубашки. Эта одежда служила пропуском на территорию британских властей. На спинах рубах были вышиты буквы «W.O.G.S.», что означало «Находятся на государственной службе».
Ясеф и Абдулла снова захохотали.
— Мой друг Ахмед-Алекс — очень умный, — похвастался хозяин дома. — Он почти такой же умный, как араб, потому что он сам почти араб. Он — единственный европеец, которому удалось перехитрить меня, Абдуллу.
— Позволь не согласиться с тобой, — сказал Вульф, стараясь подражать их громоздкой манере выражаться. — Я бы никогда не стал пытаться перехитрить моего друга Абдуллу, ибо кому придет в голову соперничать с дьяволом?
— Слушай, брат мой, что я расскажу тебе. — Абдулла нахмурился, собираясь с мыслями. — Ахмед-Алекс попросил меня украсть кое-что для него. Таким образом, я подвергался риску, а он получал, что хотел. Разумеется, так просто меня вокруг пальца не обведешь. Я украл эту вещь — это был портфель — и, естественно, решил присвоить его содержимое себе, потому что вор имеет право на плоды своего преступления, согласно писанию Божьему. Поэтому я должен был перехитрить Ахмеда, так ведь?
— В самом деле, — согласился Ясеф, — хотя, если честно, я не помню места в Священном писании, в котором говорится, что вор имеет право на плоды своего преступления. И все же…
— Может, там этого и нет, — признал Абдулла. — О чем я?
Вульф, который в отличие от них обоих сохранял ясность мысли, напомнил: