— Да, ты был бы не прав, — сказала она, — жить всегда лучше, чем умирать.
— Может быть.
На ее лице, должно быть, отразилось удивление, поэтому он пояснил:
— Я теперь не так держусь за свое мнение, как когда-то. Старею.
Елена разделила омлет пополам, выложила его на две тарелки и поставила на стол хлеб. Отец вымыл руки и прочел над хлебом молитву. Елена сама удивилась тому, что этот ритуал не привел ее в ярость. В чернейшие моменты своего одинокого существования она проклинала отца и его религию за все те унижения, которые ей довелось испытать. Она стремилась воспитать в себе равнодушие или по крайней мере что-то вроде умеренного презрения к своему «старику», но ничего не получалось. Теперь она смотрела, как отец молится, и думала: «Вот, значит, как я поступаю, когда человек, которого я ненавижу, появляется на пороге. Я целую его в щеку, привожу в дом и кормлю ужином».
Они приступили к трапезе. Отец был очень голоден и жадно набросился на еду. Елена терялась в догадках: зачем он пришел? Неужели из-за смерти деда? Нет. Это, возможно, одна из причин, но должно быть что-то еще.
Она стала расспрашивать о сестрах. После смерти их матери все четверо так или иначе порвали с отцом. Две дочери уехали в Америку, одна вышла замуж за сына того, кто был ненавистнейшим врагом отца, а младшая, Наоми, выбрала самый верный способ бегства — умерла. Елену вдруг осенило, что ее отец должен теперь находиться на грани отчаяния.
Он, в свою очередь, спросил ее, чем она занимается. Елена решила сказать правду.
— Англичане пытаются поймать одного человека. Они думают, он немецкий шпион. Моя задача — сойтись с ним, я вроде приманки в ловушке… Но думаю, что это долго не продлится…
Отец перестал жевать.
— Тебе страшно?
Она кивнула:
— Он очень опасен. Он зарезал офицера. Вчера вечером… я должна была встретиться с ним в ресторане. Предполагалось, что англичане схватят его там, но что-то пошло не так, и я провела с ним целый вечер наедине. Это было ужасно. А когда все кончилось, один англичанин… — Она глубоко вздохнула. — В общем, я, наверное, не стану им больше помогать.
Ее отец снова принялся за еду.
— Тебе нравится этот англичанин?
— Он не еврей, — с вызовом ответила она.
— Я вам больше не судья.
Елене было трудно к этому привыкнуть. Неужели ничего не осталось от ее прежнего бескомпромиссного отца? Она поднялась, чтобы налить отцу стакан чая.
— Немцы наступают, — сказал он спокойно. — Для евреев это катастрофа. Я не хочу здесь оставаться.
— Куда же ты собираешься? — нахмурилась Елена.
— В Иерусалим.
— Но как ты туда доберешься? Поезда забиты, для евреев существуют квоты…
— Я пойду пешком.
Она изумленно уставилась на него. Не может быть, чтобы он говорил серьезно, но ведь и шутить такими вещами он бы не стал.
— Пешком?
— Не я первый.
— Насколько я помню, Моисей туда так и не дошел.
— Может быть, я сумею добраться автостопом.
— Это безумие!
— Я всегда был немножко безумен.
— Да! — крикнула Елена и вдруг успокоилась. — Да, ты всегда был немного сумасшедшим. Глупо даже тратить силы и тебя отговаривать.
— Я буду молиться за тебя. Вполне вероятно, что ты спасешься. Ты молода и красива, и, может быть, они не узнают, что ты еврейка. Но я, бесполезный старик, бормочущий молитвы… Меня они точно отправят в лагерь, где я не выживу. А жить всегда лучше, чем умирать. Это твои слова.
Елена попробовала убедить его остаться у нее, хотя бы на одну ночь, но отец был непреклонен. Она отдала ему свитер и шарф, и всю наличность, которая имелась в доме. Если бы он согласился подождать один день, она бы взяла деньги в банке и купила бы ему хорошее пальто, но отец сказал, что спешит. Елена расплакалась, попыталась взять себя в руки, но снова зарыдала. Когда отец ушел, она выглянула из окна и увидела только спину старика, бредущего из Египта в пустыню по следам сынов Израиля. И все-таки в нем кое-что осталось от ее прежнего отца: железная воля. Он растворился в толпе, и Елена отошла от окна. Думая о мужестве своего старого, почти сломленного жизнью отца, Елена пришла к выводу, что не имеет права подвести Вандама.
— Она очень странная, — рассказывал Вульф, — я никак не могу ее раскусить.
Он сидел на кровати, наблюдая за тем, как Соня одевается.
— Она какая-то нервная. Когда я сообщил ей, что мы поедем на пикник, она вдруг страшно напугалась и заявила, что совсем меня не знает. Как будто для того, чтобы поехать с мужчиной на пикник, нужна компаньонка.
— С тобой нужна, — обронила Соня.
— И в то же время она ухитряется быть грубой и прямолинейной.
— Просто приведи ее сюда, ко мне. Уж я-то сумею ее раскусить.
— Понимаешь, меня что-то во всем этом смущает. — Вульф хмурился, размышляя вслух. — Кто-то пытался вскочить в наше такси.
— Нищий?
— Нет, европеец.
— Ну, значит, европейский нищий. — Соня перестала расчесывать свои волосы и посмотрела на Вульфа в зеркало. — В этом городе полно сумасшедших, ты же сам знаешь. Слушай, если у тебя есть какие-то сомнения, представь ее здесь, на этой кровати. Как она кувыркается вместе с нами…
Вульф ухмыльнулся. Картинка и впрямь привлекательная, но не настолько, чтобы перед ней нельзя было устоять: это же Сонина фантазия, а не его собственная. Интуиция подсказывала ему, что в сложившейся ситуации разумнее будет затаиться и не назначать никаких свиданий. Но Соня настаивала, а если он хочет продолжать использовать ее в своих целях, лучше не спорить.
— Когда мне связаться с Кемелем? — вдруг спросила Соня. — Ему ведь прекрасно известно, что ты живешь здесь.
Вульф вздохнул. Еще одна нежелательная встреча, еще один груз на его плечах, еще одна опасность и еще один человек, от которого теперь зависишь.
— Позвони ему сегодня из клуба. Я не в восторге от этой идеи и не тороплюсь назначать ему точное время и место, но нам не следует его раздражать.
— Хорошо. — Соня была готова, на берегу ее ждало такси. — А ты назначь Елене свидание.
Она ушла.
«Я не имею над этой женщиной прежней власти, — подумал Вульф. — Стены, которые ты возводишь вокруг себя, того и гляди начнут смыкаться и раздавят тебя…»
Может ли он сейчас отказать Соне? В случае непосредственной опасности — несомненно. Однако в данный момент Алекс ощущал только смутное беспокойство и интуитивное желание пригнуть голову. Если Соню разозлить, она не остановится перед предательством. Значит, нужно из двух зол выбирать меньшее…
Вульф встал с кровати, нашел бумагу и ручку и взялся за составление записки для Елены.