Разбитая собственным правительством Красная армия писала доносы и пила. Масштабы пьянства смущали даже опытного выпивоху Клима, наркома обороны товарища Ворошилова. Ничего не осталось от разведки, кроме небольшой спецгруппы профессиональных убийц, которые охотились по миру за престарелыми белоэмигрантами и невозвращенцами.
Было арестовано и расстреляно столько сотрудников Наркомата иностранных дел, что из-за нехватки дипломатов прекращались отношения с некоторыми странами. Нарком Литвинов писал Инстанции отчаянные письма:
«Семь недель нет полпреда в Париже. Поверенные в делах не говорят ни на одном языке, кроме русского (Варшава). Полпред П.П. Листопад и его подчиненные не поддерживают отношений ни с одной дипломатической миссией, не общаются с поляками. Когда им приходится участвовать в церемониях и заседаниях, они являются туда в полном составе и ни с кем не разговаривают.
Нет полпредов в Вашингтоне, Токио, Варшаве, Бухаресте, Барселоне, Ковно, Копенгагене, Будапеште, Софии. Не лучше обстоит дело с советниками и секретарями. Имеется свободных вакансий: советников – 9, секретарей – 22, консулов и вице-консулов – 30, атташе – 46. Все приезжающие в Союз в отпуск или по вызову заграничные работники не получают разрешения на обратный выезд. Мы с последней почтой не получили никаких документов из Лондона ввиду отсутствия там машинистки. Со вчерашнего дня остановила свою работу курьерская служба, дипкурьеров не выпускают за границу до рассмотрения их личных дел».
Хозяин поручил своему главному специалисту по кадрам товарищу Маленкову разобраться с дипломатами. Маленков направил в НКИД сотню кристальных коммунистов, но привереда Литвинов опять был недоволен, пожаловался Сталину, что только пятнадцать из них более или менее владеют каким-нибудь иностранным языком и ни один на ответственные должности в посольствах не годится.
На ответственную должность не годился и очередной советский полпред в Берлине Алексей Мерекалов. Немецким он не владел, по профессии был инженер-хладобойщик.
В марте 1938-го пасть Гитлера широко открылась, и гуманные демократические правительства ведущих европейских держав поскорее запихнули туда огромный вкусный кусок, Австрию. Их вдохновил недавний опыт. В тридцать шестом, проглотив Рейнскую зону, Гитлер облизнулся, заявил, что сыт, и долго переваривал съеденное. Гуманные правительства надеялись, что уж Австрией он точно наестся до отвала. Но не прошло и месяца, как пасть открылась вновь. Гитлер завопил о мучениях судетских немцев под пятой неполноценных чехов. В мае германские войска подошли к границам Чехословакии.
Главными союзниками Чехословакии были Франция и СССР. От этих двух держав зависело, станет ли Чехословакия следующим вкусным куском или сохранится как самостоятельное государство.
Спецреферент Крылов опять работал по двенадцать часов в сутки, составлял справки и сводки по Судетскому кризису. Хозяина интересовало, что думают о нем французы, англичане, американцы.
Перехваченная дипломатическая переписка свидетельствовала, что ничего хорошего гнилые капиталисты о товарище Сталине не думают.
Посол Франции месье Кулондр докладывал своему правительству:
«Рассчитывать на реальную помощь со стороны России в случае войны с Германией невозможно. Россия подверглась такому кровопусканию, что находится в ослабленном состоянии».
Ему вторил французский военный атташе:
«Чистка, распространяющаяся по лестнице сверху вниз, глубоко дезорганизует воинские части и скверно влияет на их обучение и даже на условия их существования. Дисциплина подорвана критикой со стороны подчиненных, которых подталкивают и поощряют доносить на своих начальников, постоянно подозреваемых в том, что завтра они окажутся „врагами народа“. Эта прискорбная ситуация наносит советским военным, высшему командованию больший урон, чем мировая война, и делает Красную армию почти непригодной к использованию».
Британский военный атташе писал:
«…с военной точки зрения имеются значительные сомнения относительно того, способен ли СССР выполнить обязательства по договору с Чехословакией и Францией, ведя наступательную войну».
Такого же мнения придерживался военный атташе США:
«В связи с тем, что сильная КА в последние три года была несомненным фактором мира в Европе, ее недавнее ослабление в результате казни маршала Тухачевского и его соратников существенно подрывает силы, выступающие за мир, и создает куда более вероятные перспективы для японской и фашистской агрессии».
В свои сводки Илья вносил высказывания послов и военных атташе в натуральном виде, ничего не смягчал, не старался вычеркнуть самое обидное, оставить что-то более или менее лестное. Если бы он попытался это сделать, пришлось бы все вычеркивать.
Хозяин реагировал на клеветнические злопыхательства капиталистов по-разному. Уголовник Сосо матерился. Демон Сталин молча задумчиво покручивал ус.
Все лето президент Бенеш спрашивал, готов ли СССР выполнить свои союзнические обязательства? Сталин каждый раз отвечал: разумеется, СССР готов, не волнуйтесь, господин Бенеш. Но Бенеш все равно волновался, потому что на конкретные вопросы – сколько самолетов, танков, пехоты даст ему Сталин, если Гитлер нападет на Чехословакию, ответа не было.
Бенеш не верил французам и англичанам, когда они твердили, что Красная армия разгромлена и рассчитывать на помощь Сталина не стоит. Он до последнего тешился иллюзией, будто у него есть сильный надежный союзник, который не оставит его в беде.
К сентябрю ситуация обострилась до предела. Илья включал в сводки подробную информацию о свиданиях Чемберлена с Гитлером. Он получал ее от Оси и, как обычно в таких случаях, ссылался на дипломатические источники.
После двух свиданий Чемберлена и Гитлера наркому Литвинову удалось договориться с румынами. 24 сентября пришла нота из Бухареста. Румынское правительство выражало официальное согласие на переброску через территорию Румынии советских войск и на масштабные перелеты советских самолетов в ее воздушном пространстве. Сталин приказал не информировать об этой ноте ни Прагу, ни Париж и ничего не ответил Бухаресту.
Через три дня Бенеш опять просил о помощи, и опять никакого ответа. В последний раз он пытался докричаться до своего надежного союзника, когда все уже было кончено, Мюнхенский договор подписан. Союзник не отозвался.
Сосо очень обиделся, что его не пригласили в Мюнхен. Сам он бы вряд ли полетел. Это значило бы выйти за пределы своей сказки в чужой и неподвластный ему мир. Он мог бы отправить… Интересно, кого? Никакие полпреды и наркомы не годились для такого высокого совещания. Каганович тоже не годился. Калинин, Ворошилов? Совсем смешно… Наверное, он отправил бы Молотова.
Сидя за большим столом в святилище, слушая тихое шипение матерной брани Инстанции в адрес договорившихся в Мюнхене, Илья обратил внимание, что в числе обидчиков ни разу не мелькнуло имя Гитлера, хотя именно Гитлер настаивал, чтобы Сталина не приглашали. Сосо это знал, но Адольфу он прощал все.