Не хотелось вылезать из-под перины, комната выстудилась за ночь, Габи привыкла спать с открытой форточкой. Давно уж рассвело, день был морозный, ясный. После небольшой ленивой гимнастики она встала под горячий душ и принялась насвистывать мелодию, отдаленно похожую на «Турецкий марш».
«На самом деле они знают».
Это сказала маленькая Габи. Взрослая Габриэль продолжала свистеть.
«Знают, – тревожно шептала маленькая, – не могут не знать, но молчат, Гейдрих хранит это в своей коллекции, он ведь собирает всякие тайные гадости о людях, как другие собирают марки и спичечные коробки».
Габриэль перестала свистеть, выключила воду, протерла запотевшее зеркало. Маленькая Габи, хоть и была напугана внезапным открытием, а все равно скорчила смешную рожицу, она всегда так делала, когда смотрела на себя в зеркало.
«Ладно, допустим, – размышляла Габриэль, расчесывая волосы, – Гейдриху известно, что предстоящий брак барона фон Блефф с фрейлейн Дильс – это блеф. Зачем блеф нужен барону, понятно, а чего хочет фрейлейн?»
Маленькая Габи, скорчив очередную рожицу, произнесла глуховатым высоким фальцетом, похожим на голос Гейдриха:
«Фрейлейн хочет стать баронессой фон блеф-блеф. Простая немецкая девушка из небогатой семьи мечтает о титуле и больших деньгах».
«Что ж, вполне естественное желание, – согласилась взрослая Габриэль. – Ради титула и состояния фрейлейн готова выйти замуж за педика, изображать семейное счастье».
«Ой-ой-ой, а ведь матушка-баронесса тоже знает», – жалобно простонала маленькая Габи.
«Конечно, знает, поэтому и врезала по физиономии бедняге Путци, когда горничная Роза рассказала ей о моем любовном свидании. Дело вовсе не в крышке от супницы. Постыдная семейная тайна прячется в укромном уголке большого материнского сердца. Если старая баронесса нервничает, у нее повышается давление, тайна бьет в голову».
Взрослая Габриэль готовила завтрак, маленькая молчала, с наслаждением вдыхала запах кофе и апельсинового сока.
Многие годы само слово «завтрак» вызывало тоску и тошноту. Габи ненавидела манную запеканку с кленовым сиропом, разваренную в молоке лапшу, жидкий приторный какао, все, что в детстве приходилось впихивать в себя ранним утром в холодной кухне. Она давно жила одна, но каждое утро радовалась свободе так, словно только вчера ускользнула из родительского дома.
«Да, но если старая баронесса знает, почему она постоянно твердит о внуках?» – спросила маленькая Габи, цокнув ложкой по яйцу.
«А что ей делать? Она родила Франса в сорок два года, вложила в него всю любовь, на какую способна. Франс единственный наследник древнего баронского рода, он обязан произвести потомство, единственный ребенок матушки баронессы, поздний, долгожданный. Нет у нее других детей, приходится прятать тайну в укромном уголке большого материнского сердца. Она так привыкла врать себе, что ее болтовня о внуках ей самой кажется вполне искренней».
«Она верит, что от Франса можно рожать детей?»
«А почему бы и нет? Она же верит, что Гитлер мессия и арийская раса спустилась с небес».
«Может, лучше отказаться, пока не поздно?» – осторожно спросила маленькая Габи.
«В том-то и дело, что поздно».
«Почему?»
«Слишком все это далеко зашло. Пока я рядом, Франс чувствует себя в безопасности, он привык и привязался ко мне. Если я уйду, разговоров не избежать. Наш разрыв поднимет волну слухов, постыдная тайна фон Блефф опять станет предметом сплетен. Матушка баронесса обрушится на меня всей своей мощью, задействует связи, не пожалеет денег. И что в итоге? Скандал, жуткая обида Франса, свирепая месть матушки. Журнал принадлежит Франсу, я потеряю работу. Матушка позаботится, чтобы впредь никто не решился печатать мои статьи. Для рекламы и плакатов найдут сколько угодно белокурых голов, голубых глаз, прямых носов. Не будет генеральских вечеринок, поездок в Каринхалле, банкетов, приемов. Я больше не сумею воровать информацию и лишусь спасительной возможности сопротивляться нацизму. Я не смогу так жить, перестану себя уважать. Вот и получается, что бывшая невеста барона фон Блефф никому не нужна, даже самой себе».
«Никому, кроме Оси», – осторожно заметила маленькая Габи.
Взрослая Габриэль промолчала. Она сомневалась, что Джованни здорово обрадуется перспективе повесить себе на шею бывшую баронскую невесту, бывшую известную журналистку, безработную фрейлейн Дильс. Он ведь не возражал против ее помолвки с Франсом, не сказал: «Остановись, что ты делаешь?», не предложил выйти за него замуж.
«При его образе жизни нельзя заводить семью», – напомнила Габи.
«А при моем образе жизни вполне разумно стать баронессой фон Блефф», – огрызнулась Габриэль.
«И подарить старухе долгожданного внука, – хихикнула Габи, – наследника древнего баронского рода, рожденного от Оси Каца. Интересный способ борьбы с нацизмом».
Габриэль опять промолчала, больше всего на свете ей хотелось, чтобы Ося оказался рядом сию минуту и никогда никуда не уходил. Она знала, это невозможно. Тихая семейная жизнь на другом континенте, вдали от вождей и спецслужб, им не светит, в ближайшие несколько лет точно не светит. И все-таки он мог хотя бы предложить.
«Что?» – спросила маленькая.
«Не знаю», – ответила взрослая.
* * *
Начальник ИНО ГУГБ НКВД СССР Абрам Аронович Слуцкий ждал Илью на конспиративной квартире в Настасьинском переулке, лежа на диване с таблеткой валидола под языком.
– Сердце прихватило, – пожаловался он. – Если хотите чаю или чего покрепче, хозяйничайте сами, горничная ушла домой.
– Спасибо, ничего не хочу, – Илья уселся в кресло напротив дивана, заметил на журнальном столе чистые листы и несколько карандашей.
Слуцкий осторожно приподнялся, кряхтя, спустил ноги на пол. Илья не видел его пару месяцев и поразился, как плохо он выглядит. Нездоровая полнота, отечность, одышка. Трудно представить, что этому лысому человеку нет и сорока, он уже развалина с букетом стариковских хворей.
– Я вложил сообщение от Сокола отдельно, поскольку это первое сообщение нового агента, – произнес Слуцкий так тихо, что Илья с трудом расслышал его. – Сотрудник молодой, неопытный, информацию нужно проверять.
– Да, я догадался, что этот ваш Сокол новичок, но ведь информацию он передал от Эльфа, это гарантия надежности. Или думаете, Сокол мог что-то напутать?
– Парнишка зеленый совсем, растерялся…
Слуцкий побагровел и быстро коряво нацарапал на листке:
«Я нарочно оставил техническую часть сообщения, чтобы вы поняли, как плохо с агентами».
– Спасибо, что Эльф не забыл проинструктировать вашего зеленого парнишку насчет следующих встреч, – грустно усмехнулся Илья.
– Эльф, конечно, источник ценный, но идеологически чуждый, как говорится, с буржуазной гнильцой, к тому же информация носит явно субъективный, как говорится, оценочный характер, – бормотал Слуцкий сквозь одышку и выводил карандашом на чистом листе очень медленно, дрожащей рукой: