– Настоящий посол она. Она голова, которая думает и принимает решения, он задница, которая протирает штаны на приемах и банкетах. Любое действие Риббентропа, не согласованное с супругой, становится фарсом. На церемонии вручения верительных грамот королю Георгу Шестому он, как положено по этикету, трижды поклонился, а потом вскинул руку и заорал «Хайль!».
Габи слышала об этом скандале. С именем Риббентропа был связан еще один конфуз. Его дочь попала в автомобильную аварию в Амстердаме, ее оперировал известный хирург-еврей, спас ей жизнь и здоровье. По этому поводу Геббельс издал специальный циркуляр для прессы, запрещающий упоминать факт аварии в любом контексте.
– Вряд ли они засидятся в Лондоне на посольской должности, – продолжал Франс. – Мадам слишком амбициозна, вот увидишь, она поднимет своего дурака-мужа до уровня министра иностранных дел, тем более что старик фон Нейрат в последнее время сильно раздражает фюрера.
Габи нежно простилась с Франсом. В самолете она села рядом со Стефани Хенкель.
– Я так люблю летать, гораздо больше, чем писать очерки и брать интервью, – призналась Стефани, – хотя ни одного очерка я еще не написала и ни одного интервью не взяла.
– Научитесь. Для очерка главное – легкий язык и немного юмора. А когда берешь интервью, надо внимательно слушать и нагло льстить собеседнику.
– Боюсь, у меня не получится льстить, совсем не умею врать, говорю, что думаю, это многим не нравится. Вообще я плохо схожусь с людьми. Тетя Аннелиз пристроила меня в «Тагеблатт», чтобы я научилась непринужденно общаться. Мама считает, что я не умею одеваться и мне нужно похудеть. Я ничего не понимаю в диетах, нарядах, косметике. Кузина Беттина посоветовала срочно слетать в Париж.
Впереди сидели два министерских чиновника. Сквозь щебет Стефани доносились обрывки их разговора.
– …если он продолжит в том же духе, лет через пять население исчезнет, огромная территория освободится сама собой…
– …от сумасшедшего можно ждать чего угодно…
– …пляска живых мертвецов…
Габи ерзала в своем кресле, прислушивалась, но это было трудно, Стефани щебетала у ее уха.
– Я бы хотела стать такой же сильной и умной, как тетя Аннелиз, и такой же красивой, как вы, только не знаю, с чего начать. Мама говорит, я ем слишком много сладкого, от этого полнею, но если я не ем сладкое, у меня портится настроение. Могу легко отказаться от свинины, от картофеля, но когда вижу горячий вишневый штрудель со сливками, теряю контроль над собой.
Габи сдвинулась на краешек, готова была просунуть голову между спинками передних кресел.
– …уморил голодом миллионы собственных крестьян… случаи людоедства…
– Для дикарей это нормально…
– …самые настоящие дикари… мой шурин был в Ленинграде… плюют под ноги, мусорят на улицах…
«Те двое, продавец и „Шляпа“, очень похожи на русских, – думала Габи. – Допустим, с Бруно что-то случилось. Он предупреждал: если какая-то срочная информация, долго нет связи, никто не появляется в музее, нужно выбраться в Цюрих, зайти в „Скарабей“. Там обязательно кто-то будет. Пароль „Око Гора“ знают в Москве. Кого же они прислали? И какого черта за мной таскался болван в шляпе?»
Подошел стюард с подносом, Габи взяла два бокала шампанского.
– Наше висбаденское, полусладкое, – радостно сообщила Стефани, – мое любимое. Однажды в детстве я вылакала потихоньку целую бутылку, оно же вкусненькое! Я стала пьяная, ужас. Габриэль, вы когда-нибудь напивались так, чтобы вести себя неприлично?
– Мг-м.
– Потом очень стыдно. Я когда напьюсь, хохочу, как безумная, и всегда икаю. А вы?
– Пою песни и лезу ко всем целоваться.
Чиновники тоже пили шампанское, прозвучало «Пройст!». Тихо звякнули бокалы.
– Предпочитаю сухое, – сказал тот, что сидел у иллюминатора.
– Шампанское – дамский напиток, больше люблю коньяк…
Габи решила, что они сменили тему, расслабилась, откинулась на спинку кресла, но услышала:
– …взялся за коммунистов и евреев…
– Интересно, зачем он это делает?
– …просто больной…
– …разгромит собственную армию, ставлю сто марок…
– … наглядное подтверждение расовой теории… полноценные народы таких издевательств над собой не потерпят…
– …немецкая кровь…
– …нет, ни капли, он кавказец…
– …вряд ли понимает… психическое заболевание… но работает на нас, это главное…
Чиновники смеялись так громко, что Стефани удивленно замолчала на полуслове и шепотом спросила Габи:
– О чем они говорят?
– Не знаю. Кажется, тот самый случай. Напились и ведут себя неприлично. Мы тоже выпьем и перейдем на «ты». Пройст!
* * *
Доктор никак не мог избавиться от идеи, которую подкинул ему перед смертью старый большевик Ланг, – устроить побег Володе.
«Терять все равно нечего, ни мне, ни ему. Так почему бы не рискнуть? – думал он по дороге к пряничному домику. – Пока болеет Майрановский, а Кузьма вместе с охраной дрыхнет, пьет, играет в дурачка, ничего не стоит выбраться за бетонный забор, наружу. Золотое время скоро кончится, и я не прощу себе, что даже не попытался предложить Володе такой вариант».
Карл Рихардович заранее приготовил все необходимое, аккуратно сложил на нижней полке своего платяного шкафа брюки, теплую фланелевую рубашку, свитер, носки, нижнее белье. План Володиного побега крутился в голове.
Главное, выбраться из Москвы, доехать до какого-нибудь тихого провинциального города, где никто Володю не знает. Там можно прийти в милицию, заявить, что ограбили, отняли документы, назваться любым вымышленным именем, объяснить, что рос в детдоме, настоящего своего имени вообще не помнит. Отлично подойдет какая-нибудь большая стройка, там нужны рабочие руки. За молодого, здорового парня ухватятся, тем более работать Володя умеет и любит.
«Не исключено, что арестуют его мать и сестру. Когда я предложу бежать, он сразу подумает о них. Но почему обязательно должны арестовать? В самом деле, разве они устроили ему побег? Они в ссылке, далеко отсюда, и совершенно ясно, что не виноваты… Не виноваты, но сосланы… Кто-нибудь из арестованных, сосланных, расстрелянных виноват? И в чем именно? Интересный вопрос… И все-таки я поговорю с Володей. Невозможно, чтобы десятки тысяч людей вот так, покорно, безропотно, давали издеваться над собой, над своими близкими, шли на убой, а оставшиеся прославляли и благодарили убийц, ожидая своей очереди. Какое-то сопротивление должно быть… Хотя бы одна слабенькая попытка…»
Размышляя, прикидывая разные варианты Володиного счастливого спасения, он незаметно дошел до калитки.
Ждать не пришлось. Кузьма открыл через пару минут. На утрамбованном снегу аллеи что-то темнело. Подойдя ближе, доктор увидел лежащую лицом вниз фигуру в телогрейке и высоких валенках.