Кинсайд посмотрел на Блогса.
– Все, что он сказал, соответствует действительности. Ограбления зафиксированы, ведется следствие.
– Он мог прочесть подробности в газетах.
– О третьем ограблении, вернее, попытке, не сообщалось.
– Хорошо, почему, если он вор, то не может быть одновременно шпионом? Шпионы тоже, знаешь ли, могут воровать. – Блогс чувствовал, что весь, до кончиков ушей, заливается краской стыда.
– Подожди. Это же было на прошлой неделе, когда ваш человек находился в Лондоне, не так ли?
Блогс с минуту молчал.
– А, черт, пропади все пропадом, – в итоге произнес он и вышел из камеры.
Питер Фредерикс приподнял с пола избитое лицо, вытер кровь рукавом, посмотрел на Кинсайда.
– Откуда этот парень, из гестапо?
– Лучше благодари Бога, что ты не тот, кто ему нужен, – тихо ответил Кинсайд.
* * *
– Ну что? – раздался в трубке встревоженный голос Годлимана.
– Ничего, ложная тревога, – Блогс говорил как-то неестественно, со скрипом, видно, на линии были помехи. – Поймали взломщика, а он случайно оказался похожим на Фабера, к тому же, при нем нашли стилет.
– Придется опять начинать с нуля.
– Вы что-то говорили в прошлый раз насчет острова.
– Да. Так называемый Штормовой остров, в десяти милях от берега, к востоку от Абердина. Его можно найти на карте крупного масштаба.
– Почему вы думаете, что он там?
– Я не уверен, но не исключаю такой вариант. Нам надо основательно проверить все – города, села, побережье… Но, если он действительно украл это судно, как там его…
– «Мария II».
– Да. Так вот, если это он его украл, то, скорее всего, встреча с подлодкой должна была произойти где-то в данном районе. Если я прав, сейчас он либо утонул, либо потерпел кораблекрушение, но смог добраться до острова.
– Пожалуй, в этом что-то есть.
– Как у вас погода?
– Пока без перемен.
– Ты мог бы добраться до острова, скажем, на большом корабле?
– Думаю, большому кораблю никакой шторм не страшен. Весь вопрос в том, как высадиться на остров, там наверняка слишком узкий причал.
– Постарайся это выяснить, ладно? Хотя почти уверен, что ты прав. Теперь слушай… Рядом с Эдинбургом есть база Королевского военно-воздушного флота. К тому времени, когда ты доберешься туда, я вышлю тебе на подмогу самолет-амфибию. Ты пересядешь на него, как только начнет прекращаться шторм. Береговую охрану тоже предупрежу – не знаю, кто сможет добраться до острова первым.
– Первой, конечно, будет подводная лодка, потому что она, наверное, уже находится в районе, ждет окончания шторма.
– Ты прав. – Годлиман зажег сигарету. Он сосредоточенно думал, что еще можно сделать в данной ситуации. – Хорошо, мы можем послать туда корвет ВМС, который будет курсировать вдоль острова, слушать эфир. После шторма они спустят шлюпку.
– Как насчет истребителей?
– Обязательно, только им тоже придется ждать.
– Думаю, погода все же изменится к лучшему.
– А что говорят шотландские метеорологи?
– Дают еще день-два, от силы. Одна надежда: все то время, что мы здесь торчим, он там тоже, как в западне.
– Если только он там.
– Да.
– Ладно. Значит, так: корвет, береговая охрана, истребители, самолет-амфибия. А ты собирайся в путь. Позвони мне из Розита. Будь осторожен.
– Договорились.
Годлиман повесил трубку. Сигарета, которую он оставил в пепельнице, догорела почти без остатка.
Лежа на боку, «джип» выглядел сильным, но беспомощным, подобно раненому слону. Мотор молчал. Фабер с силой толкнул машину, и исполин величественно встал на свои четыре ноги. После такой схватки «джип» сравнительно хорошо сохранился. Конечно, крыши уже, по существу, нет, брезент болтается, крыло помято, фара разбита, одно боковое стекло отсутствует, хотя лобовое каким-то чудом уцелело. Ничего, самое главное, чтобы работал мотор.
Фабер сел на место водителя, переставил рычаг скорости в нейтральное положение, включил зажигание. Двигатель заработал и тут же опять заглох. Он попробовал снова, на этот раз получилось. Просто повезло, подумал Фабер, долгой дороги пешком ему уже не осилить.
Он сидел в машине, обследовал раны на теле. Осторожно дотронулся до правой лодыжки, она здорово ныла. Возможно, сломана кость. Весьма кстати, что в «джипе» ручное управление, он не смог бы нажать ногой на педаль тормоза. Шишка на затылке разрослась до жутких размеров и была похожа на мяч для игры в гольф. Когда он до нее дотронулся, почувствовал на пальцах липкую кровь. Фабер посмотрел в зеркало. Лицо было неузнаваемо – сплошные порезы, синяки, как будто его нокаутировали в боксерском матче.
Он оставил дождевик у Тома, поэтому и куртка, и комбинезон полностью промокли, запачкались. Необходимо где-то согреться, высушить одежду.
Фабер взял в руки руль; кисть пронзила острая боль – он забыл про сорванный ноготь. Взглянув на палец, он понял, что это, пожалуй, в данную минуту самое худшее – придется вести машину одной рукой.
Фабер медленно выехал на дорогу. Опасности потеряться на острове не существует, надо только держаться ближе к скалам, дорога сама приведет его к дому Люси.
Необходимо что-то придумать, чтобы объяснить ей отсутствие мужа. Разумеется, выстрела она не слышала – слишком далеко. Можно, конечно, сказать ей правду – что она в состоянии сделать? Если станет мешать, он ее просто убьет, хотя не хотелось бы. Медленно продвигаясь у края обрыва при сильном дожде и бешеном ветре, он с удивлением думал о неожиданно появившихся сомнениях. Пожалуй, впервые в жизни ему действительно не хотелось убивать. Не то, чтобы Фабер был прожженым циником, отъявленным негодяем – нет, совсем наоборот. Он твердо держался принципа, что каждое из его убийств – вынужденное, лишь в интересах дела. Идет война, и это все равно, что гибель на поле боя, ибо везде фронт, тыла не существует. После того, как он убивал, его обязательно рвало; он даже не вдумывался, почему; это была физическая реакция организма.
Почему же он совершенно определенно не хотел убивать Люси?
То, что он испытывает сейчас – Фабер знал это – сродни тому чувству, которое он испытывал, когда, например, сознательно давал в Центр не те координаты для бомбардировок собора Святого Павла. Тогда это было естественное желание защитить красоту; так и сейчас. Люси – удивительное создание, произведение природы. Фабер мог примириться с собой, как с убийцей, но только не как с человеком, поднявшим руку на красоту. Это его странность. Пусть, шпионы вообще странные люди.